Гарри Поттер и Светлый круг. Часть 1 - [7]

— Гарри, — резко сказал Джеральд, — а если погибнете вы, что будет с вами? Не с вашим телом, а с вами?

— Я… окажусь там, конечно.

— С ней?

— Наверняка.

— И вы утверждаете, что мы стали волшебниками.

— Да, но причем тут?.. — Гарри осекся.

— Если уж оттуда в одиночку выбрался дикарь Одиссей, — пояснил Джеральд, — значит, тем более выберемся мы. Вчетвером, — он улыбнулся. — Все у вас получится, Гарри. Я знаю.

— МЫ знаем, — присоединилась Эльза.

Гарри вернул им улыбку. Потом сказал:

— Я начинаю.

Глава 2. Гермиона.

Некоторое время он смотрел на постер. Поднял палочку. Джеральд ожидал какого-нибудь заклинания, но Гарри лишь прошептал:

— Гермиона.

Ничего не произошло.

— Гермиона!

Торшер вдруг замигал; в неверном свете Гермиона на фотографии как будто слегка шевельнулась.

— Ты меня слышишь, Гермиона? — настойчиво спросил Гарри.

Свет снова стал ровным. Ничего не изменилось.

— Гарри… — осторожно позвал Джеральд. Гарри беспомощно поглядел на него; его плечи опустились, будто на них навалился непомерный вес. — Скажите, а если мне все же не удалось убедить вас… полностью… ваша сила будет действовать?

Несколько секунд Гарри смотрел на него, потом снова повернулся к постеру и ответил — отрешенно, словно про себя:

— Вы меня убедили. Просто я еще до конца не свыкся.

Прошла невыносимо долгая минута; его плечи распрямились, будто сбросив тот незримый груз, и Гарри снова позвал — негромко и с неожиданной теплотой:

— Гермиона, любимая!

Раздался громкий, оглушительный в предрассветной тишине хлопок, и стало темно — в торшере лопнула лампочка. Сквозь шторы уже сочился сероватый свет, на смутно видимой фотографии Гермиона вроде подняла голову, оглянулась. Грейнджеры подались вперед; Гарри жестом остановил их и ткнул пальцем позади себя.

Джеральд с Эльзой встали у него за спиной, не отрывая взгляд от постера, который вдруг налился чернотой; его оконтурила яркая золотая линия — и он исчез. В комнату хлынул новый свет, тускло-серебристый с примесью пурпура, более яркий, чем сумерки за окном, тяжелый и тревожащий. На месте постера открылось окно, а за ним раскинулась почти бесцветная равнина, поросшая темной травой и какими-то белесыми цветами. Слева, скрываясь за край окна, возвышались скалы. Гарри, Джеральд и Эльза затаили дыхание — прямо на них шла Гермиона.

Эльза коротко простонала.

— Успокойся, — шепнул Джеральд, — он же предупреждал…

А Гарри весь дрожал.

Это — Гермиона?! Эта девушка с серым, пустым лицом, с бессмысленными глазами — Гермиона?!

Это было страшнее, чем если бы она оказалась в облике чудовища… ходячего трупа… дементора…

Гермиона остановилась, заметив неожиданное препятствие — значит, все же что-то воспринимала. Подняла на них блуждающий взгляд — в глазах мелькнул слабый интерес.

— Гарри?

Он вновь ощутил приступ страха. Голос Гермионы звучал слабо, словно доносился из невероятной дали — как голоса тех призраков, жертв Волдеморта, в памятном поединке на кладбище. Как голоса его родителей, как шепот из-за Арки…

— Мама? Папа? — вновь спросила Гермиона; чтобы разобрать слова, приходилось изо всех сил напрягать слух. — Вы тоже здесь? Вы тоже умерли?

— Нет! — со всхлипом отозвалась Эльза. — Гермиона, девочка моя… как ты?

— Не знаю… Плохо, наверное… Здесь плохо всегда… всюду… всем… — она говорила медленно, с усилием. — Не знаю…

Неуверенно подняв руку, она пощупала поверхность окна:

— Это стекло? — посмотрела вниз. — Висит в воздухе… как интересно… как ново…

Гарри ощутил прилив надежды — даже в таком состоянии Гермиона пыталась что-то понять! Только сейчас он заметил, что на ней белое платье — то, в котором ее похоронили — но это платье сейчас грязное, измятое, местами порванное. И что она босиком.

Он сунул руку в карман.

— Гарри, не надо! — Джеральд вдруг перехватил его руку и отобрал серебряный ножик. — Еще заражение получите! Вот, держите.

Гарри в недоумении скосил глаза и увидел скальпель в прозрачной упаковке. Хотел возразить, но удержался и сказал:

— Спасибо.

Сорвав зубами упаковку, он сжал холодную рукоятку и, стиснув зубы, ткнул себя в запястье.

— Что ты делаешь, Гарри? — спросила Гермиона, заворожено глядя на хлынувшую темную кровь; тяжелые капли со стуком падали на пол. — Это же больно… Гарри, милый, не делай себе больно…

— Ничего, — отозвался он, чувствуя, как защемило сердце. — Мне совсем не больно, Гермиона.

Он не сильно кривил душой — скальпель был очень остер, и боль почти не чувствовалась.

Шагнув вперед, Гарри решительно сунул палочку в карман, присмотрелся. Все было в порядке, окно не изменилось. Заклятье надежно удерживало само себя. Прижал к «стеклу» пораненное запястье и сделал широкий мазок. Кровь не стекла вниз, а расплылась в тонкую прозрачную пленку.

Он надавил, зашипев сквозь зубы — вот теперь стало больно! Поверхность поддалась, по ней разбежались, искажая картину позади, круглые волны. Ладонь прошла и стягивающее кольцо боли начала продвигаться к локтю по мере того, как он все дальше проталкивал руку. Гермиона слегка отшатнулась, и Гарри испугался — он-то ждал, помня «Одиссею», что та сразу бросится к источнику крови.

— Что ты делаешь, Гарри? — вновь спросила Гермиона.