Гарри Поттер и Светлый круг. Часть 1 - [2]

Глаза Гермионы.

Сердце невыносимо сжалось, и он перевел взгляд на Эльзу — маленькая и хрупкая, она смогла выбраться из-за спины мужа, только когда тот шагнул в комнату.

— Здравствуйте, миссис Грейнджер, — сдавленным голосом поздоровался он.

— Здравствуйте, Гарри. Я так рада…

— Я тоже. Я давно хотел зайти к вам, но…

— Были заняты?

— Не только. Не был готов…

Это от матери Гермиона унаследовала пышные каштановые волосы и густые, очень подвижные брови, и быстро меняющиеся выражения лица, которые что-то говорили даже тогда, когда она молчала.

Он смотрел на Джеральда и Эльзу Грейнджер — и видел Гермиону.

— Люциус Малфой, — сказал он, обращаясь к Джеральду. — Он был намного хуже, чем просто «неприятный сноб», мистер Грейнджер. Один из ближайших соратников Волдеморта. Но я уверяю вас — не все волшебники таковы, далеко не все.

— Я знаю, Гарри. Таких, как он, и у нас хватает. Но я общаюсь с волшебниками, и у меня есть друзья среди них. И моя дочь…

Он замолчал. Эльза тихо всхлипнула и пробормотала:

— Извините.

— Не за что, миссис Грейнджер.

— Вы любили ее, Гарри?

Гарри растерялся.

— Не сейчас, Эльза, — мягко сказал Джеральд.

— Простите, Гарри… Хотите выпить?

— Да, спасибо. Что-нибудь не слишком крепкое.

— Джин с тоником?

— А что это?

— Ну… попробуйте.

Она ушла на кухню, вернулась с подносом, раздала бокалы. «Господи, — думал Гарри, глядя на нее, — как они похожи!» Со стесненным сердцем он взял бокал, отхлебнул. Вкус порядочно его удивил — странный, но приятный, несмотря на горечь, и почему-то аромат сосновых иголок.

— Она была моим другом, — сказал он, — нет, больше. Мы ведь были вместе с самого начала — я, она, Рон… Как один человек. Ее убили — и как будто убили часть меня. Я не могу с этим смириться.

Он помолчал.

— А насчет любви… не знаю, миссис Грейнджер. Они с Роном любили друг друга, и я был только рад за них. Нисколько не ревновал. Так что нет, наверное.

— Вы так думаете?

Гарри повернулся к нему:

— Что вы хотите сказать?

— Возможно, когда-нибудь вы поймете, — мягко сказал Джеральд; шевельнулся, устраиваясь поудобнее. — Я знаю о Роне, конечно. Мы ведь никогда не лезли в ее личную жизнь — потому и она от нас ничего не скрывала. Про вас и Джинни Уизли я тоже знаю — Гермиона рассказывала. Она нам рассказывала про вас все — вы уж простите ее!

— Да все в порядке! — воскликнул Гарри, порядочно ошеломленный этой информацией. — Я же не делаю тайну из своей жизни, и вовсе не против, чтобы вы про меня все знали! Я просто не знал, что так много для нее значил!

— Но вы только что сказали, как много значила она для вас, — заметил Грейнджер. — Неужели вы думаете, что она не испытывала к вам то же самое? Как, по-вашему, сохранилась бы в противном случае ваша дружба?

— Да… Правда.

— Очень рад, — Джеральд Грейнджер коротко улыбнулся. — Гарри, я должен кое-что рассказать вам… То, что не смогла рассказать вам Гермиона, не смогла столько лет. Она любила вас. Очень любила. Вы даже не представляете, как.

— Меня?! Господи, мистер Грейнджер, простите, но вы ошибаетесь! Вы знаете, как она себя, бывало, вела со мной? Честное слово, на первых курсах я порой жалел, что она девочка — так хотелось ей врезать!

— Я могу объяснить. Только мне придется начать издалека. Согласны послушать?

— Разумеется!

— Тогда… — на его лице вдруг появилась легкая растерянность, и он повернулся к жене: — Как ты думаешь, с чего начать?

Эльза Грейнджер, до сих пор молчавшая, печально улыбнулась:

— С кошки, Джерри.

— Точно!

— Причем тут кошка? — удивился Гарри.

— Она принесла нам письмо из Хогвартса.

— Кошка? Не сова?!

— Кошка. Она царапала дверь и мяукала. Я открыл дверь, она тут же вбежала в дом. Гермиона была в восторге — она обожает кошек…

— Еще бы, — улыбнулся Гарри, вспомнив Живоглота. — Про это в Хогвартсе даже анекдоты ходили.

— Правда? Какие, например?

— Ну… такой был: все подряд заходят в гостиную Гриффиндора и спрашивают у Гермионы — у кого жаба пропала, у кого крыса, у Дамблдора феникс… Гермиона в недоумении: чего они за своими животными не смотрят, вот у нее Глотик ни разу не терялся. А Живоглот облизывается и думает: «Скоро и Гарри о своей сове спросит!»

Мистер и миссис Грейнджер рассмеялись.

— Неплохо! — сказал Джеральд. — Но наш анекдот получше — это ведь было на самом деле. Короче, Гермиона стала звать кошку на кухню, обещая ей вкусного молочка. А кошка вдруг превратилась в суровую пожилую даму и заявила: «Спасибо, мисс Грейнджер, но я бы предпочла стаканчик яблочного сидра!»

— Так это была МакГонагалл!

— Совершенно верно. Профессор МакГонагалл собственной персоной. Я ученый, Гарри, и мне не положено верить в волшебство и сказки, однако особого шока я не испытал. Надо полагать, она была несколько разочарована.

— Джерри привык смотреть в лицо фактам, — пояснила Эльза, — а фактов к тому времени у нас накопилось — куча!

— Да. Как-нибудь, Гарри, я дам вам почитать дневник — я вел его с того времени, как с Гермионой стали происходить непонятные вещи.

— Скажем, все маленькие дети любят выкидывать игрушки из коляски. Но только Гермиона могла заставить их вернуться обратно!

— Эльза, если про все это рассказывать, мы и до завтра не закончим. Да, мне пришлось признать, что магия это или нет… но что-то такое существует. И уж если в руке пятилетней девочки леденец превращается в великолепное фруктовое мороженое, то что странного в том, что пожилая волшебница извлекает из воздуха письмо с печатью Хогвартса? Да, мадам МакГонагалл была разочарована. Вы, волшебники, народ честолюбивый, любите кого-нибудь удивить, а кого удивишь магией, кроме нас, бедных маглов? Другого волшебника, который умеет все то же самое? Сквиба? Он, хоть и не способен колдовать, знает, что все это возможно…