Гарри-бес и его подопечные - [7]
— Что? не понял… — останавливается Корней. — Как вы сказали?
А тут второй из подворотни идет прямо на него. Мелкий и дохлый, в пальто с длинным рукавом.
— Дяденька, что же ты такой непонятливый, засмолить травака люди просят. Может, ты скес? В смысле жлоб.
Понял Корней, что за люди к нему пристали. Знает, бежать надо, да противно ему. Своя земля под ногами. Здесь он отца с войны встречал, дед жил. Негоже ему от всякой шантрапы зайцем бегать.
— Ничего-то я в вашем тарабарском языке не пойму, — говорит Корней. — Идите ребята своей дорогой. А мне туда.
— Базар завел дядя, — улыбается дохлый в пальто. — Ну держи тогда шабер, — достает из рукава прут железный и бьет Корнея по голове, что есть силы: — На! клифт ветошный…
Осел Корней в темноту. Кровушка в землю струей пролилась. Отволокли его разбойники в закоулок потемней, стащили пальто, карманы вывернули. Шипят радостно — богатый улов!
— Знатная барахлина, — говорит Шелудивый, залезая в пальто, — и рогожка с варом. Не все проюндожил фрайерок.
— Фарт! — блестят глаза у Пьеро, разглядывая золотые часы. — Крупный подсолнух, отродясь таких котлов в руках не держал.
— Слышь, — говорит Шелудивый, — шлюцы на кармане звенят.
— Ну…
— Стеганем хату, пока чудачок запятнан.
— Так где ее сыщешь?
— Где, где… Во дворе дома России шмарин екипаж видел. Где-то там его нора… Точно. Мохнатый навар чую.
Лежит Корней в пустом переулке, безмятежен и кроток, как спящий ребенок. Лишь луна глядит на него, да ветер кудри перебирает. Запеклась кровушка на высоком челе, застыла черной лужицей на асфальте. В голове темно и пусто. Изредка пробивается слабый лучик сознания, но нет сил шевельнуться, нет голоса на помощь позвать. Сковал его холод осенний.
Ходит смертушка кругами, шепчет сладкую муть на ухо. Спи, мол, дитя божье, все суета… Что тебе в этой жизни поганой да маятной… Пустой, грязной и подлой. А там… Небо просторное, поляна в цветах, радости много. Лежишь, как в детстве, руки раскинув, травинку жуешь, взор от бездонной синевы оторвать не смеешь…
Забылся Корней, слушает старую лгунью.
Вдруг слышит знакомый грохот. Экипаж царевны по проспекту катит. «Господи, — думает, — неужто она, спасительница!»
Действительно — она. Гневом дышит, пальто на ветру клубится грозной мантией. Сама на облучок взобралась, экипажем правит, кнутом пощелкивает да посвистывает. «Па-а-берегись!»
Дошли до царевны слухи: пьет ее голубь. А она, понятно, терпеть не могла этих дел. Просто до страсти, до потери выдержки и приличия.
«Ха! — лупит лошадей, что есть силы, — у-лю-лю-лю-лю… Опять все деньги просквозил с шантрапой этой. Х-художники! Голь безлошадная. Одни убытки от них. На какие шиши в Хосту ехать…».
Крута царевна. Вскипает в груди ее ярость благородная. Священная война давно объявлена всем, кто покусился.
Многие члены Союза художников, а также члены Союза архитекторов и дизайнеров испытали на себе мощь ее хватких пальцев. Многие вылетали из подземелья стремглав, позабыв свои шапки и не попрощавшись. Даже Циолковский был бит однажды зонтом. А сколько она спиртного в туалет вылила… Страх Господень! С содроганием вспоминают те мгновения свидетели ее черных дел.
Не услышала она слабый стон своего дружка, пролетела мимо. Чудес не бывает.
И заметался дух Корнеев в бренном теле. Невмоготу — боль какая раздирает душу. Что там прут железный в сравнении с этой болью. Все-то врет смерть-старуха, нет никакой поляны, там холод и пустота.
И вновь погрузился Корней в темную липкую муть. Бредовый видеоклип закрутился в сознании. Через проломленный череп посылают незримые силы свою потустороннюю информацию.
В море-океане будто плывет Корней. Сбилась с пути его дряхлая посудина. Мотает суденышко в грозной стихии. Команда, неспособная к сопротивлению, забилась в трюм и молится. Корней один стоит, вцепившись в штурвал мертвой хваткой, и смотрит в разъяренный океан. И не просит у Бога ничего.
Горд Корней, смотрит в страшную неизвестность просто, будто знает что-то такое, что сильнее ее.
Неожиданный удар о подводный риф распарывает брюхо его судну. Летит Корней в бездну морскую. Корабль кренится и тонет, унося в чреве своем всю команду.
И успокаивается тогда океан, и отлетают черные тучи, и видит он звезды над головой. И подхватывает его быстрое течение, и несет вперед, мимо скал, и волна бережно укладывает на берег песчаный.
Смотрит Корней вокруг — дивится. Рассвело уж, и солнце освещает дворец золотой, красоты невозможной. Вокруг дворца сады расцвели, фонтаны бьют, павлины гуляют чинно.
И ни души кругом.
Пошел Корней по дорожке песчаной ко дворцу, птички над головой вьются, чирикают радостно. Цветы головками кивают. Благодать! «Не иначе в рай попал», — думает Корней.
Ворота сами собой отворяются, и заходит он в комнаты. А там царевна за столом сидит, чай кушает.
— Ах, царевна! — молвит он.
— Каки те ветры сюды занесли, голубь мой? — спрашивает царевна.
— Уж и не знаю, правo… Только корабль мой разбился о риф, команда погибла, а меня течение к тебе занесло.
— То не течение, то я тебя призвала. Скушно мне одной во дворце маяться. Садись за стол, откушаем вместе, что Бог послал. Милости просим!
Юрий Цыганов по профессии художник, но, как часто бывает с людьми талантливыми, ему показалось недостаточным выразить себя кистью и красками, и он взялся за перо, из-под которого вышли два удивительных романа — «Гарри-бес и его подопечные» и «Зона любви». Оказывается, это очень интересно — заглянуть в душу художника и узнать не только о поселившемся в ней космическом одиночестве, но и о космической же любви: к миру, к Богу, к женщине…
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.