Гароэ - [59]

– Позволь ей остаться, а то она потом сведет меня с ума, требуя, чтобы я ей все пересказал. Она ведь не отстанет!..

– Но какова!

– Это всего лишь естественное женское любопытство. И поверь мне, если ты сейчас же не продолжишь, я привяжу тебя к стулу и буду держать так до тех пор, пока ты наконец не скажешь, какой стороной упало распятие.

– Да вы прямо под стать друг другу! – воскликнул хозяин дома. – Одна сует нос, куда не следует, другой – обжора. Ладно! – сдался он. – Оно упало лицом вверх, и они предпочли сложить оружие. А где-то неделю спустя ветер, который на архипелаге обычно дует с севера-запада, начал поворачивать на восток, и море успокоилось. Я решил, что можно плыть, мы посадили мужчин в фелюгу в компании Фернана Молины и трех приспешников капитана, снабдили водой и пищей, и я предупредил Кастаньоса, что ни при каких условиях не позволю им опять высадиться на остров. – Генерал вздохнул и приказал Файне: – Принеси-ка вишневой настойки! Мне надо выпить.

Он подождал, не спеша выпил, закусил губу и пару минут сидел, уставив взгляд на дно рюмки, словно собирался с духом, чтобы продолжить свой рассказ.

– Они гребли изо всех сил, – наконец сказал он. – Шестеро мужчин, осознающих, что их жизнь зависит от их усилий. Поэтому они очень быстро отдалились от берега, держа курс на самый северный мыс Гомеры, который лучше всего был виден…

Генерал наполнил рюмку, осушил ее одним глотком и вновь погрузился в воспоминания – настолько глубоко, что, заговорив, даже не поднял глаз.

– Мы наблюдали за ними с вершины холма, все вроде бы шло хорошо, и мы были уверены, что они доберутся до цели. Но тут мы стали замечать, что сначала остров Тенерифе, а затем и Пальма с Гомерой стали исчезать из виду, словно некая своенравная пелена, тешась, взяла да и скрыла их от постороннего глаза.

– И что это было?

– Я совершил роковую ошибку, за которую один несу ответственность. Восточный ветер вовсе не был предвестником штиля – наоборот, вскоре должен был подуть из пустыни страшный сирокко и принести тучу клубящейся в воздухе пыли. От этого жара становится нестерпимой, а видимость ограничивается считаными метрами. Это то, что здесь называют «калима», марево.

– Очередное невезение!

– Это не невезение, – с горечью ответил генерал, не поднимая головы. – Это глупость или невежество; приметы были яснее ясного, только я не сумел их разглядеть.

– А островитяне не предупредили тебя об опасности? – тут же спросил арагонец.

– Бенейган приказал им держаться в стороне, даже Гарсе, положение которой было достаточно непростым, поскольку ее жизнь уже начала подвергаться опасности, – объяснил собеседник. – Подозреваю, что они с самого начала знали о грядущей напасти. Однако, с одной стороны, желали, чтобы Кастаньос поскорее убрался, а с другой – у них самих хватало забот, поскольку при таком резком увеличении температуры то немногое количество корма и скота, которое еще оставалось, в итоге должно было исчезнуть. Надо сказать, что в полдень остров Иерро напоминал раскаленный лист железа.

– Вот ужас!

– Еще какой, дорогой друг! Еще какой! С того места, где мы находились, можно было увидеть, как желтоватая масса постепенно заполоняет окрестности, а нам становилось все труднее дышать, и, хотя море уподобилось стоячему болоту, через какое-то время фелюга скрылась из виду, словно ее проглотило облако пыли.

– И что сталось с капитаном Кастаньосом? – не терпелось узнать Файне, которая на всякий случай села на другом конце стола. – Удалось ему добраться до Гомеры?

* * *

Диего Кастаньос был убежден, что достигнет цели – вон она, рукой подать, – благо океан пребывал в покое, а ветер дул не так уж и сильно, чтобы отклонить их от курса, который капитан задал своим людям, едва они отчалили от берегов Иерро.

По его расчетам, даже если принять во внимание то обстоятельство, что усталость быстро даст о себе знать, поскольку в последние дни их слишком ослабила нехватка воды, гребя в таком ритме, они высадятся на юге Гомеры с наступлением вечера, ну, а дальше, денек передохнув, он отправится в лагерь своего доброго друга майора Гандары (уж и не вспомнить, сколько раз они вместе наведывались к проституткам или сидели за одним игровым столом), который без лишних слов выделит в его распоряжение приличный корабль и полсотни хорошо вооруженных парней.

Не пройдет и недели, как он вернется на «свой» остров и разделается с гнусным предателем, который – вспоминать тошно – поднял мятеж и подстроил ему примитивную и унизительную ловушку.

Он греб, сидя лицом к покинутому берегу, и ему все время приходилось видеть перед собой оскорбительную картину – туземцев, взирающих на них с высоты утесов со смесью презрения и жалости на лицах. И он поклялся самому себе, что по возвращении уже не станет с ними церемониться и большинство из них будут проданы как вонючие бараны (а кто же они еще?) на рынках Танжера или Агадира.

Время от времени он оборачивался, чтобы уточнить курс, поскольку потный толстяк, сидевший перед ним, чаще зачерпывал воздух, чем воду, и с воодушевлением отмечал, что при всей явной неопытности их «экипажа» крутые обрывы Гомеры вырисовываются с каждой минутой все четче.