Ребята понимали, и налегли на работу. И тут работа всех стала острее и четче определяться работой каждого. И Никон жестоко почувствовал, что отставать от товарищей нельзя. Но все же отставал.
Его медлительность, его вялое и безвкусное отношение к труду раздражали бригадников. Подгоняя его, они становились по отношению к нему все суровее и злее:
— Никакого в тебе товарищества, Старухин, а одно только свинство!
— Катись к лодырям! В рваческую команду!
И по прошествии пятидневки молча присутствовали при том, как Антон Полторы-ноги спокойно и торжественно вытащил из кармана тужурки смятый список своей бригады и, долго мусля карандаш, жирной чертой зачеркнул фамилию Никона:
— Заявляйся в контору и ищи себе других дураков! — сухо сказал он при этом Никону. — Конечно, коли имеется еще на шахте у нас такая привольная бригада, где лодырей обожают, так ты туда в самую точку попадешь...
Никон понуро потоптался на одном месте, сразу не поняв в чем дело. Он оглянулся на товарищей, но те, казалось, не замечали его и были заняты чем-то своим, общим для них всех. У Никона задрожал голос, когда он сказал:
— За что же, товарищ Антонов?
Бригадир хмуро поглядел на него и покачал головой:
— И скажи ты на милость, еще не понимает, за что?! Не маленький, дурачком, пожалуй, прикидываться поздновато!
Никон попал в забой, где норма не выполнялась, где работа шла полегоньку, через пень колоду. Забойщик, злой и раздражительный шахтер появлялся в шахте почти каждый день навеселе и свирепо кричал на своих товарищей, вымещая на них какие-то свои обиды и огорчения. Порядка и согласованности в работе, какие были в бригаде Антонова, здесь и в помине не было. Не было и товарищеской спайки между работающими.
В первые же дни работы здесь Никон почувствовал себя одиноким среди этих новых товарищей по забою. Правда, никто не корил его и не попрекал низкой выработкой и вялыми темпами. Но зато не было и того, что отличало спаянную крепкую бригаду Антонова от других бригад: не было хорошей и легкой заботливости друг о друге. Никон с тоскою отметил для себя еще и другое: когда он теперь стал в бараке играть на гармони, его прослушали попрежнему охотно, а когда однажды он кончил одну песню и принялся за другую, кто-то из слушателей насмешливо протянул:
— Полные сто процентов, Старухин, на гармони вытягаешь?! На песни ударник, значит!
Никон остановился, звуки гармони оборвались. По шее и по щекам у Никона разлился жаркий румянец.
— Которым не нравится, — сказал он зло, — могут не слушать. Я для своего для собственного удовольствия играю.
— Он, вишь, с устатку! — захохотал кто-то. — Наробился парень, норму сполнил, а теперь надо же человеку свое удовольствие поиметь!..
Молча и угрюмо поднялся Никон и вышел из барака, небрежно волоча с собой на ремне гармонь. Тихий смех прошелестел за ним и оборвался за дверью, которую Никон захлопнул рывком и яростно.
Летний вечер был тих и пылен. На улице, обставленной двойным рядом бараков, шумели голоса, гудел говор, вспыхивал смех. Веселый девичий голос окликнул Никона:
— Никша, иди к нам песни играть! Иди, Никша!
— А ну вас! — заносчиво оборвал Никон ласковое приглашение и прошел дальше.
Он был зол, ему несносны были его товарищи. И не радовало его даже и то, что Милитина попрежнему льнет к нему и заигрывает с ним.
«Ну их...» — повторил он про себя и пошел бесцельно по сумеречной улице. Сзади он услышал торопливые шаги. Задыхающийся, приглушенный голос попенял:
— Пошто бежишь-то?.. Ишь, какой гордый!
— Отстань, — вяло огрызнулся Никон, но приостановился. Девушка прошла рядом с ним и взялась за ремень от гармони.
— Вяжетесь... — обидчиво протянул парень, искоса взглядывая на смутно блестящее в сумерках лицо девушки. — Поддразниваете...
— Я, Никша, разве поддразниваю?
— А кто тебя знает!..
Никон свернул в переулок, направляясь в открытое поле. Девушка покорно следовала за ним. Когда они вышли из поселка и ступили на неровную пыльную дорогу, уходящую в степь, Никон снова приостановился. Он переложил гармонь с одного плеча на другое и потянулся.
— Уйду я отсюда! — угрожающе сказал он. — Что на самом деле, разве я в другом месте не найду подходящую работу?
— Зачем же тебе уходить? — испуганно возразила девушка. — Тут бы и работал...
— Наработаешь тут!..
Они прошли до темнеющей группы берез, Никон разыскал приметный и знакомый ему пенек, уселся и поставил гармонь на свои колени. Милитина примостилась возле него. В тишине робко и нежно пропели тоненькие голоса. Просыпалась звонкая трель, вздохнули басы.
— Сыграй душевную, Никша! — прильнула девушка к гармонисту.
Не отвечая ей, Никон приложил голову на бок к гармони, словно прислушиваясь к сложному переклику голосов и звонов в мехах, и рассыпал долгую, трепетную трель. Милитина вздохнула. И как бы вторя этому вздоху, охнули басы и запела, залилась тихая проголосная, душевная песня.
Милитина полузакрыла глаза и осторожно прижалась к парню.
Тишина падала на степь. Со стороны поселка глухо и замирающе рокотали невнятные звуки. Отгоревший день кутался в сизую, с каждым мгновеньем все густевшую и уплотняющуюся мглу. Из далеких просторов текли струйки свежего ветра. В темном небе зажигались и мерцали звезды.
