Гарибальди - [85]

Бисмарк категорически высказался за исключение Гарибальди из договора о перемирии! Он не мог простить Гарибальди того, что тот часто задерживал продвижение прусских войск, и под предлогом, что Гарибальди «не входил ни в одну из регулярных французских армий», германский канцлер хотел расправиться с ним, «как с партизаном». Это было несправедливо и гнусно, так как фактически Гарибальди, назначенный Гамбеттой, входил в категорию корпусных командиров.

В конце концов это недоразумение было улажено, и германский генерал Мантейфель получил приказ войти в соглашение с Гарибальди.

Когда Гарибальди вернулся с фронта, он был избран во многих местах (Алжире, Ницце, Кот-д'Ор, Дуб, Париже) депутатом Национального собрания, заседавшего в Бордо. Чтобы понять, на какую встречу мог рассчитывать Гарибальди в этом оголтелом сборище аристократов, крупных банкиров и клерикалов, достаточно сказать, что главой французского правительства на этом собрании был избран Тьер, будущий палач Парижской коммуны.

На первое заседание Гарибальди пошел с единственной целью — ходатайствовать о пенсиях вдовам, сиротам и калекам своей армии. Заседание происходило в огромном театральном зале. Место председателя занял престарелый граф Бендуа д'Ази. В два часа дня вошел Гарибальди в своей обычной красной рубашке, в пончо и серой шляпе. Опираясь на палку, он прошел к левым скамьям. Демократическая часть собрания встретила его аплодисментами и криками: «Да здравствует Гарибальди!», «Да здравствует герой обоих полушарий!»

Председатель невнятным голосом прочел короткое заявление Гарибальди — отказ от депутатского звания. («Исполняя свой последний долг по отношению к республике, я приехал в Бордо, но отказываюсь от мандата, которым меня почтили различные департаменты».) Заседание продолжалось. В конце его Гарибальди встал и, сняв шляпу, сказал:

— Прошу слова!

В зале поднялся сильный шум, и правые депутаты начали расходиться. Депутат Марселя Эскирос воскликнул:

— Постойте, господа, неужели вы не поняли? Гарибальди просит слова!

Раздались отдельные голоса:

— Слушайте!

— Трусы, они боятся услышать правду!

— Гарибальди будет говорить! Невообразимый шум все усиливался, депутаты встали с мест, многие торопились уйти. Президент снял шляпу и с раздражением спросил Гарибальди:

— Что вам угодно? Ведь заседание уже закрыто!

— Говорите же, говорите! — послышались голоса. Гарибальди не хотел выступать без разрешения председателя. Но председатель хладнокровно надел шляпу, давая этим знак расходиться…

Гарибальди повернулся и вышел из зала. На улице толпа устроила ему восторженную овацию. Национальная гвардия отдавала ему честь. В эту минуту на улицу вышел Тьер. С презрением глядя на эту сцену, он спросил:

— Что тут такое?

— Это Гарибальди, который стоит больше, чем все вы, вместе взятые! — ответил ему один рабочий.

С большим трудом удалось Гарибальди выбраться из толпы и сесть в коляску. Он крикнул, что приехал во Францию оказать республике посильную помощь, что свой долг он выполнил и теперь едет домой.

— Нет, нет, не покидай нас! — кричали многие. Гарибальди уехал в гостиницу и заказал билет на марсельский поезд. Вскоре к нему явилась депутация левой фракции Национального собрания, просившая его остаться. Пришел сын Виктора Гюго и передал, что вечером приедут Луи Блан, Виктор Гюго и Ледрю Роллен, телеграфировавшие, что умоляют его не уезжать из Франции.

Но Гарибальди был непреклонен; семичасовым поездом он уехал в Марсель, и оттуда на Капреру.

8 марта в Национальном собрании были оглашены результаты выборов в Алжире, где громадным большинством голосов был избран Гарибальди. Реакционеры предложили аннулировать мандат. Тогда взял слово Виктор Гюго:

«…Франция только что прошла через грозное испытание, из которого она вышла окровавленной и побежденной…

Ни одна из европейских держав не поднялась на защиту Франции, которая столько раз своей грудью отстаивала интересы Европы… ни один монарх, ни одно государство — никто! За исключением одного человека.

…Державы, как говорят, воздерживались от вмешательства, а один человек вмешался, и человек этот стоит целой державы…

Господа, чем обладал этот человек? Своей шпагой…

Своей шпагой. Эта шпага освободила один народ… и эта же шпага могла спасти другой…

Он об этом подумал; он пришел; он сражался…»

Выкрики справа неоднократно перебивали речь оратора. Реакционеры не дали договорить великому писателю-демократу. Тогда он покинул зал заседаний.

На следующий день в собрании было зачитано его заявление:

«Три недели назад собрание отказалось выслушать Гарибальди; сегодня оно отказывается выслушать меня. Этого с меня достаточно.

Я заявляю о своей отставке.

8 марта 1871.

Виктор Гюго»[72].

Так лучшие люди Франции выражали свою благодарность великому борцу за свободу.

Популярность Гарибальди среди французского народа была по-прежнему велика. 15 марта 1871 года на третьем общем собрании национальной гвардии он был провозглашен генералом — главнокомандующим национальной гвардии. Его старший сын Менотти был избран в Коммуну Парижа от 19-го округа. Но какое дело было до всего этого реакционному правительству Тьера! Гарибальди, который только что дрался за Францию как лев, дав стольким бездарным генералам уроки тактики и мужества, считался Тьером простым повстанцем Коммуны.