Гарибальди - [81]

«Всякий обладающий здравым смыслом человек, — писал по этому поводу Гарибальди, — легко увидит, что наши позиции под стенами Рима не могли быть удержаны при приближении французов. Мои боевые силы терпели недостаток во всем необходимом… и в случае нападения не смогли бы продержаться даже два дня. С другой стороны, владея Монте Ротондо, находящимся в виду Рима, мы сумели бы вовремя увидеть врага, когда он станет приближаться».

2 ноября Гарибальди решил перейти со своим войском из Монте Ротондо в Тиволи, представлявший гораздо больше преимуществ как опорный пункт. Переход был назначен на раннее утро следующего дня. По вине Менотти, упросившего отца отложить переход на более позднее время, чтобы раздать солдатам обувь, произошла большая задержка, имевшая пагубные последствия, Тихо напевая свою старую боевую песню, которую пел еще в Риу Гранди, — «Солдаты, отечество нас зовет в бой!», Гарибальди ехал впереди своих отрядов. Не успел он со штабом вступить в Ментану (в начале пути в Тиволи), как ему дали знать, что на горизонте появились передовые части неприятеля. Перестрелка на аванпостах подтвердила известие. Гарибальди приказал немедленно приостановить движение. Ментана была на редкость неудобным местом для боевых операций. Это местечко находится в ложбине и со всех сторон окружено господствующими над ним холмами. Надо было занять эти холмы, что Гарибальди и сделал. К возвышенности, расположенной направо, он послал батальон Бурландо, Миссори и ливорнских стрелков; влево он послал Менотти, а к центру еще один батальон. Завязался жестокий бой. В рядах гарибальдийцев началось смятение. Шум, крики, выстрелы, хаос! Опытный глаз Гарибальди видел, что сражение далеко еще не проиграно, важно было лишь восстановить дисциплину и водворить некоторый порядок среди паникеров. Зная, какой магический эффект производил на его волонтеров гром орудий, он бросился к двум пушкам, захваченным в Монте Ротондо, и открыл огонь по центру вражеских войск. Первые его выстрелы попали прямо в цель, и наступавшие папские гвардейцы остановились. Крики радости раздались в рядах волонтеров. Снова бросились они вперед. Этот момент был решающим. Гарибальди собрал мощный кулак из самых смелых бойцов и двинул их в штыковую атаку. Еще одно усилие, и Ментана была бы снова в их руках.

Но неожиданно со стороны левого фланга на горизонте показались две черные полосы, двигавшиеся по извилистым холмам Сан Сульпицио: это были батальоны 1-го французского пехотного полка, шедшие на помощь папским войскам. Наполеон III снова прислал из Франции оккупационный корпус!

Гарибальди бросился к орудиям, которые только что его выручили. Увы, запас снарядов уже истощился…

Французы надвигались неумолимой лавиной. Паника начала распространяться в рядах гарибальдийцев. Тщетно командиры с Гарибальди во главе старались воодушевить малодушных, остановить бегущих. Старик Фабрици, обычно холодный и бесстрашный, метался под градом пуль, умоляя товарищей остановиться. Бецци, увлекаемый неудержимой волной бегущих, рвал на себе волосы. Преданные командиры из последних сил пытались водворить порядок. Гарибальди, бледный, мрачный, постаревший, кричал охрипшим голосом: «Стойте, да стойте же! Ведь вы победите!» Все напрасно! Осталась только горсть храбрецов, продолжавших из домов Ментаны стрелять по врагу…

Отступление к Монте Ротондо происходило под выстрелы новых ружей «chassepot», которые, по словам французских офицеров, помогли им в этот день одержать «чудесную победу».

По официальным отчетам, в Ментанском бою 3 ноября 1867 года участвовало 11 тысяч французских и папских войск против 4 652 гарибальдийцев. Потери последних — 150 убитых, 240 раненых, 900 пленных.

В эту темную, безотрадную ночь, рассказывает Гверцони, гарибальдийская колонна медленно двигалась назад, к Пассо Корезе. Порывы холодного ветра с Тибра пронизывали людей насквозь. Ни единого звука не было слышно в рядах отступавших: песни, разговоры — все смолкло. Гарибальди ехал впереди, ни на кого не глядя, бледный и молчаливый. Внезапно очнувшись, он заметил, что к нему подъехал Гверцони, и сказал:

— В первый раз, Гверцони, мне приходится так удирать, и, право, было бы лучше…

Он не закончил фразы и глубоко вздохнул.

Вероятно, он хотел сказать: «Лучше было бы умереть». Так закончилась последняя попытка Гарибальди освободить Рим. На следующий день Гарибальди уже сидел в поезде, направляясь на Капреру. На станции Фильино к Гарибальди явился подполковник Камоцци, сухо предложивший ему выйти из поезда «для разговора наедине». Станция была занята войсками. Гарибальди в сопровождении нескольких друзей вышел из вагона. Повернувшись к Камоцци, он спросил:

— Есть ли у вас официальный приказ о моем аресте?

— Нет, генерал, но мне поручено вас арестовать.

— Известно ли вам, что вы совершаете незаконный поступок? Я не виновен ни в каких враждебных действиях против итальянского государства, я не нарушил его законов. Я депутат итальянского парламента, я римский генерал, назначенный законным римским правительством, и американский гражданин. Вы не имеете права меня арестовывать! Этим вы нарушаете законы. Заявляю, что уступлю только акту насилия. Только силой вы можете заставить меня пойти с вами!