Гардемарины, вперед! - [19]

Но с арестом медлят. Третьи сутки торчит в палисаднике маленький человечек в цивильном платье, шпион, которого, как собачонку бросил офицер охранять ее от нежелательных встреч. Человечка жалеет прислуга, кормит щами в людской, а он все рвется к парадному крыльцу и что-то записывает маленьким угольком в книжечку.

Одного, видно, мало- не уследит… Второй является каждую ночь, неотрывно смотрит в окно,следит за каждым ее движением.Пусть смотрят,пусть докладывают своему начальству - она не плачет, не прячется в покоях, она ко всему готова и ждет.

Оплывает свеча в серебряном подсвечнике, устает шея от тяжелых украшений, туго стянутый корсет стесняет дыхание. В доме тихо, только маятник часов стучит неустанно да поскрипывает от ветра оконная рама. Анастасия не зовет Лизу, сама меняет свечу и опять глядит, как выгорает ямка около фитиля.

А потом появился шевалье де Брильи. Она задремала и не слышала, как говорил он со слугами, как вошел, а когда открыла глаза, шевалье уже стоял на коленях, крепко держал ее руку в своей и шептал:

- О, сударыня, простите мою нескромность… Это счастье даровано мне самим Богом…

Они встречались на балах и куртагах, обхождение у шевалье было самое светское, походка и жест изысканны. В гавоте он как-то показал себя отличным партнером. Впрочем, вся свита французского посла маркиза де Шетарди знала толк в приличном танцевании.Но мрачен был Брильи совсем не по-французски и уж больно носат.Все словно принюхивался к русской жизни, морщился брезгливо. И только когда взгляд его обращался к ней, на спесивом лице появлялось удивленное и восторженное выражение.

Как быстро он говорит…

«Я полюбил вас, мадемуазель, в тот достопамятный вечер… О-о-о! Я обожаю вас… я ваш раб»,- машинально переводила Анастасия. Французский язык только начал входить в моду, и она еще не научилась свободно изъясняться на нем.

Сколько за свою недолгую жизнь она выслушала признаний- робких,похотливых, смелых- всяких. Анастасии нравилось, когда ей поклонялись. Но сейчас ей было не до любви Она даже не смогла, как того требовал этикет, принять кокетливый вид и улыбнуться отвлеченно, и распаленный де Брильи увидел в смятенном выражении ее лица отблеск истинного чувства.

Он уже завладел парчовой туфелькой и нежно гладил вышитый чулок. Анастасия легонько оттолкнула молодого человека и встала.

- Не подходите к окну,вас увидят.Стойте там! Значит, вы предлагаете любовь неземную, карету и себя в попутчики?

- Так, звезда моя,- прошептал взволнованно шевалье.

- Вот славно, - удивилась Анастасия. - Вы говорите по-русски?

- Да, но я не люблю ваш язык.

- Его не обязательно любить, важно, что вы на нем говорите. Вы богаты? У вас много людей?

- О! У нас нет собственных крестьян, как у вас, русских. Считать человека собственностью- это вандализм, варварство. Русские дики. Французская нация самая свободная в мире!

- Дальше, дальше, - поморщилась Анастасия, как бы призывая - «говорите о деле!»

- Мой род состоит в родстве с лучшими фамилиями Франции. Герцог де Фронзак по материнской линии, по отцовской линии маркиз де Графи-Дефонте и также бывший интендант полиции маркиз де Аржасон…

- Не надо так много фамилий,- перебила Анастасия.- Мы с царями были в родстве.

- Поэтому я и не решался просить вашей руки. Но сейчас, когда моя преданность… в этих грустных обстоятельствах. Я льщу себя надеждой… В Париже мы обвенчаемся.

- Вы католик?

- Да, звезда моя.

Анастасия отошла в глубь комнаты, села на кушетку и стала задумчиво раскачивать пальцем сережку в ухе. Де Брильи терпеливо ждал, но потом, не совладав с томлением, опять принялся за уговоры:

- Что ждет вас на родине? В любую минуту сюда могут нагрянуть драгуны, и тогда… Холмогоры,Березов или в лучшем случае монастырь. А я предлагаю вам… - Лицо его приняло недоуменное, даже глуповатое выражение. - Францию!…

- Я завтра вам дам ответ,- сказала Анастасия и встала.- Молиться буду, плакать. У вас в Париже, поди, и икон-то нет? Пусть просвятит Богородица…

Де Брильи припал к ее руке.

- Все, хватит. Уходите…

И он исчез. Уж не привиделся ли этот разговор? Анастасия выглянула в окно, всматриваясь в темноту. Стоит… Опять на том же самом месте под деревом. Даже отсюда видно, что молод и недурен собой. А может, он не шпион? Может, он из воздыхателей?

- Спать пора! - крикнула она молодому человеку и рассмеялась.

Он помахал рукой и не тронулся с места.

Анастасия прошла в домашнюю божницу. Сказала де Брильи: «помолюсь, поплачу», а не идет молитва, нет слез, нет смирения. Суровы и осуждающи лики святых. Так и крикнут: «Говори!»

Что делать тебе, Настасенька? Ты ль не была одной из лучших невест в России? Все ты, мамаша. Шесть лет назад умер отец, но только год относила негодница мать траур.И уже опять невеста, опять румянит рябое лицо. А как не хотели родниться с маменькой Бестужевы!Сама рассказывала хохоча- отговаривают,мол,Мишеньку,говорят, беспокойного я нраву. Вот и дохохоталась!

Тьфу… Анастасия плюнула и устыдилась. Не так молиться надо! Мать, поди, сейчас в тюремной камере, в темноте, на соломе. Что ждет ее? Господи, помоги ей, отврати…

Как привезли их вечером в полицейские палаты, так и разлучили, и больше она мать не видела. Анна Гавриловна хоть и была нрава суетного, перед следователями стала важной и сдержанной. Ответы ее были просты- она все отрицала. Не перепугайся дочь, может, и вышла бы матери послабка.