Гардемарины, вперед! - [4]

— Это не по правилам! — вмешался Саша. — А вы лучше уйдите! — посоветовал он Котову.

Но штык-юнкер, как зачарованный, смотрел на дерущихся курсантов, на лице его было написано злорадство, мол, ужо это тебе так не пройдет!

Наконец Белов разжал белые от натуги Алешины пальцы, шпага взметнулась вверх и сорвала парик с головы Котова. Описав кривую, парик упал прямо в руки к Никите. Он с изумлением посмотрел на парик, потом на лысую, как кувшин, голову штык-юнкера, и неожиданно для себя громко захохотал.

Может быть, этот смех чем-то обидел Алешу, а скорее всего странно лысая, словно с чужим лицом голова решила дело, только он вдруг передернулся брезгливо и с криком «Ах ты!» что есть силы ударил по сизой котовской щеке. От неожиданности тот так и вмазался в стену.

Издали раздался голос директора школы.

— Корсак! — кричал он, и рожденное коридором эхо усиливало его крик.

Видя приближающегося директора, друзья стали поспешно приводить себя в порядок. Котов поднял с полу парик, напялил его на голову, с ненавистью глядя на Алешу. Но директору некогда было рассматривать эту живописную группу.

— Корсак, бегом!.. В мой кабинет!.. — голос директора прерывался от быстрой ходьбы, — Анна Гавриловна Бестужева пожаловать изволили… с визитом. Живо!

— Она же в Петербурге была, — простонал Алеша, беспомощно посмотрел на друзей и бросился вперед за директором.

Котов ощупал щеку, хмыкнул злобно и ушел в свой кабинет…

Директор распахнул перед Алешей дверь своего кабинета, подтолкнул юношу вперед и проговорил, слащаво улыбаясь:

— Корсак… жаждал лицезреть… Кланяйся, — он незаметно ударил Алешу по спине. — А сейчас позвольте вас оставить. Дела… Младые отроки столь резвы… — он хихикнул и затворил за собой дверь.

Бестужева, очень нарядная сорокалетняя дама с живым, умным лицом, сидела у окна в кресле и с ласковой улыбкой смотрела на Алешу. Тот переминался, не смея поднять головы, потом нерешительно сделал два шага вперед и замер истуканом.

— Ну здравствуй, голубь мой. Хорош. Повзрослел, возмужал. А как театр? Не бросил без меня лицедействовать?

— Кто ж меня с этой каторги отпустит? — прошептал Алеша.

— Ну, ну… зачем так говорить? Театр украшает жизнь. Когда спектакль?

— Сегодня. В десять…

— Кого представляешь?

— Камеристку, мадмуазель Анну из оперы «Гонимая любовь».

— «Гонимая любовь»? — произнесла Бестужева со значением, встала, подошла к Алеше, потрепала его по щеке и засмеялась откровенно кокетливо. — Пора тебе переходить на мужские роли, а? Я вечером пораньше в театр приеду, помогу в костюм облачаться.

Алеша отрицательно затряс головой. Анна Гавриловна провела пальчиком по пушистой Алешиной щеке, потрогала родинку, вложила ему в руку кошелек.

— Зачем? — растерялся Алеша.

— Такая мушка называется «роковая тайна». А роковые тайны дорого стоят. А после театра поедем ко мне…

Алеша упал на колени и припал к руке благодетельницы. На его лице застыла гримаса полного отчаяния.

Стоящая у крыльца навигационной школы карета была великолепна. Вся школа пришла в возбуждение от редкого зрелища. Но прилипших к окнам курсантов волновали не столько кони в сафьяновой сбруе и золоченые колеса, сколько обитательница кареты — молоденькая и очень красивая девица в пышной прическе. Она, казалось, не замечала общего внимания, но принимала картинные позы: то начинала зевать, выказывая крайнюю скуку, то взбивала тоненькими пальчиками локоны у виска, то невидящим взглядом скользила по верхушкам деревьев. Тот же невидящий взгляд оборотила она на вышедших из школы Никиту и Сашу и тут же отвернулась.

— Нас, может быть, и не тронут, — говорил Саша, продолжая разговор, — а вот Алешке достанется. Засадят… — он не окончил фразы и замер, глядя на девушку в карете.

— Кто это? — спросил Никита, поймав его взгляд.

— Анастасия Ягужинская, — ответил Саша благоговейным шепотом, — Дочь Бестужевой… от первого брака.

Они остановились в тени тополей. Анастасия повернула голову, Саша тут же поклонился. Надо ли говорить, что его поклон был оставлен без всякого внимания.

На крыльцо вышла Бестужева, директор почтительно вел ее к карете.

— Наконец-то! — капризно сказала Анастасия. Подоспевший кучер опустил подножку перед Бестужевой.

— Премного благодарен, ваше сиятельство… — бормотал директор. — За великие заботы ваши… Флот русский перед вами в неоплатном долгу…

Уже сидя в карете, Бестужева подняла взгляд и в одном из окон увидела Алешу. Лицо его было напряженным и испуганным. Анастасия увидела улыбку на губах матери, поймала ее взгляд и неодобрительно скривилась.

Карета покатила.

Никита и Саша не заметили, как рядом с ними очутился Алеша.

— Алешка… живой… — сказал Никита. — Нам надо убираться отсюда поскорее, пока Котов к начальству не вызвал. Пошли ко мне обедать. Гаврила уже щи из трактира принес…

Директор подошел к своему кабинету. С лица его еще не сошла та особая улыбка, которая появляется после общения с большим начальством, но она медленно сползла с лица, когда он увидел ожидавшего его у двери Котова. Тот был мрачен, под левым глазом его уже разлилась болезненная синева. Они молча прошли в кабинет. Котов положил перед директором бумагу и сел, хмуро глядя перед собой. Директор быстро пробежал глазами бумагу, потом отодвинул ее от себя, потом опять запустил в нее глаза.