Гардемарины, вперед! - [18]

Анастасия и де Брильи обедали. Им прислуживал сторож Калистрат.

— Зайца умеют готовить только в Париже, — француз ел с завидным аппетитом. — К нему необходимы шампиньоны.

— Сережа, почему мы здесь? Чей это дом?

— Государыни Елизаветы, ваше сиятельство, — ответил сторож, ставя на стол очередное блюдо. — Срублен пятнадцать лет назад для охотничьих нужд юного государя Петра II, — и сторож с поклоном удалился.

— Самое главное в любом блюде — соус, — продолжал де Брильи. — Ты знаешь соус «бешамель», звезда моя? Или «борнез» с белым вином? Очень вкусно!

— Сережа, не зли меня. Какого человека ты ждешь? Нам надо как можно скорее уехать из России, а мы торчим здесь уже пятый день.

— Поверь, эта задержка злит меня не меньше. Меня ждут в Париже, я везу… — француз осекся, искоса глянув на Анастасию.

— Что ты везешь? — быстро спросила девушка.

— Красивейшую из женщин в мире, — галантно произнес де Брильи. — Париж не простит мне такой задержки. Но паспорт… милая, паспорт…

— Ты ждешь паспорт от Лестока?

— О-ля-ля! Политика не женское дело, звезда моя!

— О да! Это я вижу на примере моей матери.

Анастасия встала, подошла к горящему камину, села в старое кресло.

— Ты ничего не ешь, звезда моя. Когда мы приедем в Париж, я приготовлю «кок о вен» — очень вкусно. Четыре столбика тмина, аромат… А до Парижа нам придется голодать.

— Так уж и голодать, — усмехнулась Анастасия.

— Русским бы только набить живот. Что ест русский крестьянин? Этот ужасный черный хлеб, эта каша, капуста, масло из конопли…

— Вот уж не знала, что тебя так заботит русский крестьянин! Что до вас, французов, то, говорят, у вас любимое блюдо — луковый суп. Одна луковица на ведро воды. Очень вкусно, — она передразнила де Брильи.

— Русские очень обидчивы. Сами вы ругаете себя, как ни одна нация в мире, но стоит открыть рот французу или немцу, как вы сразу лезете в драку. Видимо, сам климат, эта бескрайняя равнина, полное отсутствие гор…

— Все в одну кучу, — прошептала Анастасия.

— …создает особый характер: покорный, ленивый, примитивный, но с затаенным буйством. Вы, русские, способны только на подражание — в науках, политике, модах…

Анастасия слушала шевалье, покачивая в такт его словам башмачком.

— А баня? — продолжал француз, еще более воодушевляясь. — Разве может цивилизованный человек понять, что это такое — рубленый дом, оттуда валит дым, и в этом угаре русские занимаются развратом, вакханалией!

— Сережа, ты говоришь чушь! В банях моются.

— Три раза в неделю? Не смеши меня. И говорят, что тех, кто не соблюдает в бане ваших варварских обычаев, — в лице кавалера появилось этакое интимное выражение, — секут розгами. Да, да! Розги вымачивают в кипятке…

— Калистра-а-ат! — крикнула Анастасия. — Истопи баню! Да пожарче!

— Душа моя, — де Брильи затуманенным взором посмотрел на Анастасию…

Маленькая баня в кустах бузины, над ней дым столбом. Сторож вылил последнюю бадью воды в наполненные бочки. Кучер Григорий, голый по пояс, мыл горячей водой лавки, запаривал в чугуне березовый веник.

Сторож заглянул в баню:

— Иди, раздевай барина…

В гостиной Анастасия давала последние наставления шевалье.

— Все понял, — согласно кивал он головой. — Я буду делать, как скажет Григорий. А когда ты придешь, звезда моя?

— Потом. Григорий, хорошо попарь барина.

Кучер истово закивал головой, пытаясь облачить полураздетого де Брильи в тулуп.

— Это что? А… тулуп, халат на меху. Но зачем? Лето…

— Над озером туман ходит. Не застудиться бы.

— Вот, возьми, — француз совал Григорию флаконы с ароматической водой и мылом.

В окно Анастасия проследила, как француз пересек двор. Как только он скрылся в бане, она кинулась бегом в его комнату, открыла дорожный сундук и принялась тщательно осматривать содержимое.

Француз скинул тулуп в предбаннике и вошел в парную.

— Дым? Почему дым? — воскликнул он, когда пар окутал его с головы до ног. — Ах, да, в банях всегда дым. Но здесь, как в аду! — он начал тереть потрескивающие от жара волосы.

— Холодненькой водичкой смочите, ваше сиятельство, — и Григорий услужливо плеснул в лицо французу ледяной воды.

— Ах! — задохнулся тот и без сил опустился на лавку. Григорий и себя окатил холодной водой, охнул и вынул из чугуна веник.

— Как ты смеешь, мужик, рвань! — крикнул шевалье.

— Ложитесь, барин, — ласково сказал Григорий и легонько ударил француза веником по лопаткам.

— Что ты хочешь, негодяй? — де Брильи попытался закрыться руками, но Григорий ловко ударил его по ногам, потом опять по спине, злорадно, как показалось французу, ухмыляясь…

Анастасия меж тем перерыла все вещи француза. Взгляд ее остановился на лиловом камзоле, висевшем на спинке стула. Она ощупала камзол, под мышкой его было что-то зашито. Взяв ножичек, вспорола по шву шелк подкладки, нырнула в накрахмаленную парусину и вытащила оттуда небольшой пакет. Вынула из пакета бумаги, развернула первую и погрузилась в чтение…

Увертываясь от ударов веником, шевалье полез куда-то вверх, по полкам.

— Хорошо! — крякнул Григорий и схватил щипцы.

— Орудие пытки… — прошептал француз и закрыл глаза.

Он уже не видел, как Григорий схватил щипцами раскаленный камень и плюхнул его в воду. Баня наполнилась паром.