Гарабомбо-невидимка - [12]
– Гарабомбо! – вскричала Амалия и упала на его иссохшую грудь. – Гарабомбо!
Слыша, как стучит его сердце, она зарыдала, и рыдала долго, и улыбалась, и всхлипывала, не забывая подать ему дымящуюся миску.
– Перчику бы! – попросил он, жадно глядя на желтые картофелины. Сколько раз в тюрьме он мечтал о них! В горах картошка бывает и желтая, и красная, и лиловая, и синяя, и черная – всех цветов, любого вкуса, не то что в Лиме.
– Пойду брату скажу, – проговорила Амалия, еще плача. Гарабомбо обмакнул картошку в перец. Он жадно жевал, когда вошли дочь и сын старого Куэльяра.
Высокий Мелесьо нерешительно остановился, не веря себе.
– Брат!
– Братец!
Они обнялись, и Мелесьо ощутил, как исхудал Гарабомбо.
– Бустильос сказал нам, что. тебя выпустили.
– Я в больнице лежал. Заболел я. Два месяца провалялся в больнице Второго Мая. Чуть не умер.
Мелесьо Куэльяр сильно поседел. Все в их семье седели рано.
– Что думаешь делать?
– Заберу жену и буду бороться дальше.
– Как бороться-то?
– Община должна бороться за свою землю.
– Подумай получше, Гарабомбо!
– Завтра же схожу в часовню, к Флорентино Эспиносе!
Святой старикан. Как он?
– Дон Флорентино умер, Гарабомбо. Все старики умерли, как вышли на волю.
– Эваристо Канчари жив?
– Нет, тюрьмы он не вынес.
– Себастьян Хименес жив?
– Умер.
– Дон Аркадио Герра?
– Прошлый месяц похоронили.
– Элисео Сильверио, наш музыкант?
– Как вышел, сразу умер.
– А остальные?
– Кто это?
– Те, кто сидел… кто бунтовал.
– Бунтовал?
– Те, кто был со мной в тюрьме.
Мелесьо Куэльяр развел руками.
– Что же я, ради себя сидел?
Мелесьо Куэльяр встал.
– Завтра потолкуем!
Гарабомбо глядел на угасающее пламя свечи. Жена трепетала от любви к нему, но он не шевелился. Тени, порожденные слабым светом, казались ему стариками. Он узнавал медлительные движения Флорентино Эспиносы, непрестанный кашель Эваристо Канчари, испуганные глаза Бустильоса.
– Гарабомбо! – вздохнула Амалия.
– Доброй ночи! – сказал с порога Сиксто Мансанедо. Гарабомбо пристально посмотрел на него, но ошибся – потолстевший Сиксто вежливо спросил:
– Не помешаю?
– Заходи, дон Сиксто.
– Спасибо, Гарабомбо.
– Что понадобилось, дон Сиксто?
– Я к тебе от зятьев.
Гарабомбо присел на мешок с ячменем.
– Дон Антолино сказал мне: «Я знаю, Гарабомбо вернулся из Лимы. Иди к нему и передай от меня привет».
– Спасибо.
– И еще.
– Что?
– «Передай, что я люблю настоящих мужчин. Мне нужны такие, как он». Это сказал номер два.
Дон Сиксто обнажил серые зубы.
– Он предлагает тебе место старшего надсмотрщика. Гарабомбо встал. Свеча замигала.
– А ты не старший?
– Номер один говорил: «Пусть будет Гарабомбо. Мне нужны мужчины, а не мозгляки».
Дон Сиксто весь дышал досадой.
– Какой же ты мозгляк?
– Не мне судить.
Он пожал плечами. Гарабомбо подошел к нему так близко, что чуть не коснулся его шляпы.
– Что он мне даст?
– Дом, и участок, и пастбище.
– А платить будет?
– Номер один говорит: «Пусть сам назначит».
Гарабомбо ощутил тяжесть тьмы. Он поглядел на поникший свет.
– Нет, дон Сиксто. Спасибо.
– Да ты сам назначь, сколько тебе платить!
– Нет, спасибо.
– Не дури, Фермин! – с облегчением сказал Мансанедо. – Про твои дела никто не помнит. Подумай о себе! Кто о тебе подумал, пока тебя не было? Кто принес тебе в тюрьму хлеба?
Гарабомбо не отвечал.
– Мятежников в Чинче больше нет. Из тюрьмы все выходят шелковые.
– Спокойной ночи, дон Сиксто.
Надсмотрщик надел шляпу и вышел, улыбаясь. Он чуть было не стал помощником Гарабомбо!
– Он прав, Фермин, – вздохнула жена. – Никто не вспомнил о нас! Рассказала бы я тебе!..
– Пусти меня!
И, не задев висящей на стене сбруи, он вышел.
– Куда ты? – спросила жена и снова задрожала.
Он не ответил. Ночь пестрела звездами. Луна освещала спящих собак. Гарабомбо прошел по улочке и удостоверился, что все помнит. Шел он на кладбище. Злой ветер сек простые надгробья, маленькие часовни. В горах такой ветер, что кресты надо защищать низенькой глиняной крышей. Гарабомбо обошел могилы и постоял перед нищей, глиняной часовенкой в полметра высотой – здесь лежала его мать. Он встал на колени, помолился, поднялся и пошел дальше, глядя на могилы, посеребренные милостивой луной. На новых часовенках он нашел имена Флорентино Эспиносы, Эваристо Канчари, Эладио Эспиносы, Прематуро Ловатона, Себастьяна Хименеса. У могилы дона Флорентино он снова встал на колени и воскликнул:
– Дон Флорентино, мятежных больше нет! Вы умерли зря. Когда-то вы говорили, что Чинче будет свободным. Вы ошиблись. Все, кто с нами сидел, служат в поместье. Даже Кристобаль – главный любимец зятя номер один!
