Гапон - [56]
<…> Рабочие, как наиболее мыслящие представители угнетенных классов, убеждаются каждый день, что правительство не опирается на доверие к народу и ничего не делает для подъема его экономического благосостояния и умственного развития. Борьба с капиталом путем стачек и забастовок, если за последнее время и не вызывает со стороны правительственной власти тех крутых мер, которые еще недавно являлись излюбленными в кровавое правление Плеве, то, во всяком случае, борьба эта не достигает цели, давая в результате временные и незначительные уступки, которые обыкновенно потом не выполняются. Руководители стачек, если их не арестовывает и не высылает полиция, подвергаются преследованиям капиталистов и безнаказанно изгоняются с фабрик и заводов.
Внести коренное улучшение в положение трудящегося народа может только передача земель, фабрик, заводов и прочих средств производства в руки народа. Но и при настоящем капиталистическом строе русский рабочий мог бы улучшить свое положение…» (Дальше идут уже заявленные прежде экономические требования бастующих.) «…Таковы те требования, которые могли бы быть удовлетворены теперь же, при существовании капиталистического производства. Но для этого необходимо, чтобы страной правили не чиновники, которые держат руку капиталистов и угнетают рабочий класс, а сам народ…»
В этом месте заканчивается экономика и начинается политика: «…созыв учредительного собрания из представителей всего русского народа, избранных всеобщим, равным, прямым и тайным голосованием», уравнение в правах сословий и вероисповеданий, гражданские свободы, освобождение политзаключенных.
Однако помимо принятого текста на голосование ставился и другой проект, отличавшийся не столько по идеологии, сколько по языку и структуре. По существу он воспроизводил «программу пяти» — с несколькими изменениями. Третий пункт первого раздела выглядел так:
«Народный лист для царя (с ограничением расходов по дворцовому ведомству и министерству уделов), ответственность министров, гарантия законности правления (конституционное с непременным участием в должном количестве представителей от рабочих и народа, выбранных свободно самими рабочими и народом), всеобщее равное, тайное и прямое избирательное право».
Четвертый пункт:
«Равенство перед законом (всесословная земская единица)».
Имеется в виду, конечно, что любой гражданин России, вне зависимости от сословия, — рядовой избиратель. Но как это сформулировано!
В числе «мер против нищеты народной» была и такая:
«Прогрессивный налог на землю, доходы и наследство (установление нормы материального обеспечения, как критериума для свободы от налога)».
Кто же был автором обеих резолюций, первой и второй?
Первую, по ряду свидетельств, написал Стечькин. Написал днем 5 января, когда еще шли переговоры на Михайловской площади. «Свинцовые заклепки вместо чеканки» на боевых кораблях и ряд других подробностей — это его круг интересов, в общем-то чуждый рабочей массе.
Вторая — плод скороспелого творчества самого Гапона, сдобрившего уже готовую программу понаслышке воспринятыми политическими идеями и терминами. Писалось явно «на коленке». Гапон вынужден был на сей раз уступить загодя подготовившему текст профессионалу. Но составить текст петиции поручили, конечно, именно ему, вождю. И, конечно, за основу он решил принять свой набросок.
Проект текста ждали наутро 6-го. В этот день раньше предполагалось устроить многолюдный митинг. Его перенесли — не ко времени. Переход к открытому столкновению с властью означал своего рода «военное положение». У дома Гапона дежурила охрана — человек 20–30. Впрочем, сам отец Георгий предпочел провести ночь в другом месте, «чтобы не подвергнуться случайности». Утром он снова явился на Церковную.
ВСЕМ МИРОМ
В полдень Варнашёв, которого Гапон 5 января вытащил больного из постели («не время хворать, Центр без вожака»), ехал на извозчике на Церковную за петицией. Путь проходил через Дворцовый мост. На невском льду как раз шла церемония водосвятия. Военные в парадных мундирах, царская палатка под штандартом, церемониальные холостые выстрелы. Вдруг раздался особенный звук — и люди на льду забегали, засуетились. Одна из пушек выстрелила боевыми патронами — и прямо в сторону царской палатки. Унтер-офицера охраны по фамилии — ирония судьбы! — Романов легко ранило.
Потом оказалось, что это нелепая случайность, недосмотр; десяток офицеров и солдат судили за халатность, дали сравнительно небольшие сроки (от полугода до двух лет заключения или арестантских рот). Но в первый момент паника была объяснима: дед государя был убит террористами с восьмой попытки, на отца покушались, сам он в бытность наследником перенес нападение придурковатого японского патриота, наконец, совсем недавно от эсеровских пуль пало подряд два министра внутренних дел: отчетливый сигнал о возобновлении большого террора. Да еще в столице творится черт знает что. Николай спешно уехал в Царское Село. Это роковым образом повлияло на дальнейшее развитие событий.
У Гапона на Церковной Варнашёв встретил «троих интеллигентов». Первым был Владимир Германович Богораз, он же Н. А. Тан (литературный псевдоним; Натаном Богораза звали в детстве, до крещения). С того времени, когда арестованный по докладу осведомителя Зубатова студент-естественник Богораз оказался в Петропавловской крепости, а потом на поселении на Колыме, прошло 19 лет. Там началась его карьера ученого-этнографа, специалиста по чукчам и другим коренным народам Северо-Восточной Азии. В 1898 году 33-летний Богораз приехал в Петербург по ходатайству и приглашению Академии наук — и пережил триумф. Потом была еще одна экспедиция, два года в Америке, десятки блестящих научных публикаций, а для отдыха — плохонькие стихи и рассказы. Но едва началось революционное брожение, Богораз потерял голову, забросил науку и с головой окунулся в политическую суету. Которой и предавался в этот момент, 6 января 1905 года в квартире на Церковной улице.
Во все времена самые большие проблемы для секретных служб создавали агенты-провокаторы, ибо никогда нельзя было быть уверенным, что такой агент не работает «на два фронта». Одним из таких агентов являлся Евгений Филиппович Азеф (1869–1918), который в конечном счете ввел в заблуждение всех — и эсеровских боевиков, и царскую тайную полицию.Секретный сотрудник Департамента полиции, он не просто внедрился в террористическую сеть — он ее возглавил. Как глава Боевой организации эсеров, он организовал и успешно провел ряд терактов, в числе которых — убийство министра внутренних дел В. К. Плеве и московского губернатора великого князя Сергея Александровича.
Книга представляет собой подробную документальную биографию одного из крупнейших русских поэтов, чья жизнь стала легендой, а стихи — одним из вершинных событий Серебряного века. Образ Гумилева дан в широком контексте эпохи и страны: на страницах книги читатель найдет и описание системы гимназического образования в России, и колоритные детали абиссинской истории, малоизвестные события Первой мировой войны и подробности биографий парижских оккультистов, стихи полузабытых поэтов и газетную рекламу столетней давности.
Даниил Хармс (Ювачев; 1905–1942) – одна из ключевых фигур отечественной словесности прошлого века, крупнейший представитель российского и мирового авангарда 1920-х–1930-х годов, известный детский писатель, человек, чьи облик и образ жизни рождали легенды и анекдоты. Биография Д. Хармса написана на основе его собственных дневников и записей, воспоминаний близких ему людей, а также архивных материалов и содержит ряд новых фактов, касающихся писателя и его семьи. Героями книги стали соратники Хармса по ОБЭРИУ (“Объединение реального искусства”) – Александр Введенский, Николай Олейников и Николай Заболоцкий и его интеллектуальные собеседники – философы Яков Друскин и Леонид Липавский.
Поэзия Владислава Ходасевича (1886–1939) — одна из бесспорных вершин XX века. Как всякий большой поэт, автор ее сложен и противоречив. Трагическая устремленность к инобытию, полное гордыни стремление «выпорхнуть туда, за синеву» — и горькая привязанность к бедным вещам и чувствам земной юдоли, аттическая ясность мысли, выверенность лирического чувства, отчетливость зрения. Казавшийся современникам почти архаистом, через полвека после ухода он был прочитан как новатор. Жестко язвительный в быту, сам был, как многие поэты, болезненно уязвим.
Первая в постсоветское время биография ученого-энциклопедиста и поэта, одного из основоположников русской культуры Нового времени. Используя исторические исследования, свидетельства современников, архивные документы, автор стремится без идеализации и умолчаний воссоздать яркую, мощную личность М. В. Ломоносова в противоречивом, часто парадоксальном контексте России XVIII века. При всем разнообразии занятий Ломоносова — создателя нового русского литературного языка и классической системы стихосложения, химика, оптика, океанографа, исследователя атмосферного электричества, историка, астронома, администратора и даже участника политических интриг — в центре его деятельности лежало стремление к модернизации страны, унаследованное от Петровской эпохи.
Книга Татьяны Киселёвой погружает нас в атмосферу зарождения нового искусства движения — эвритмии. Рудольф Штейнер в тесном сотрудничестве с Марией Штейнер фон Сиверс создал основы для того, чтобы сделать видимыми речь и музыку в движениях человека. Татьяна Киселёва активно участвовала в развитии этого в Гетеануме /Дорнах, Швейцария/ и в сценических представлениях по всей Европе.Читатель может познакомиться с историей развития эвритмии, как и прикоснуться к ценнейшим указаниям Рудольфа Штейнера по отношению к русской эвритмии.
Четвертая книга мемуарных воспоминаний из серии «Человек и история» рассказывает о профессиональной деятельности автора на ряде знаковых объектов Москвы в предолимпийские 80-е годы.Это и жилой район «Черемушки», бывший в свое время образцово-показательным объектом в сфере жилищного строительства, и не менее легендарный спортивный комплекс «Лужники», и автомобильный гигант АЗЛК.
Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.
Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.