Гапон - [24]

«…Я верил и верю, что правильно понятая монархическая идея может дать все нужное стране при развязанности общественных сил… Какая гарантия того, что, не изжив вполне одной политической идеи, люди не испакостят и другой (демократической, республиканской)? По существу обе идеи равноценны. Не в них, следовательно, дело, а в самих людях».

Другими словами, Зубатов в зрелости стал консерватором не по идеологии, а по инстинкту. Он стремился спасти (модифицировав в рамках существующих институтов) то государство, которое есть, потому что следующее будет не лучше, а путь к нему лежит через кровь и разрушение. Если бы он служил республике, он защищал бы ее от монархистов.

В 1894 году Зубатов стал заместителем начальника Московского охранного отделения, в 1896-м — начальником. Здесь он опять-таки проявил себя как чиновник исключительных способностей. Преобразование всей техники сыска по последнему европейскому слову, подготовка целой гвардии первоклассных филеров… Однако Сергей Васильевич понимал, что только такими методами с революцией не справиться. Уже не справиться.

Год спустя, в 1897 году, он подал на имя московского градоначальника великого князя Сергея Александровича доклад, с которого началась история так называемой «зубатовщины».

«Современная Россия, — писал Зубатов, — переживает в своей внутренней жизни период пышного расцвета теории и практики социализма… Революционеры, присоединив рабочих к противоправительственным мероприятиям, получат в свое распоряжение такую массовую силу, с которой правительству придется серьезно считаться»[11].

Новому, «четвертому сословью» Зубатов придавал огромное значение, видел за ним будущее. Пятнадцать лет спустя в неопубликованной статье, которой он подводил итог своей деятельности, он так объяснял это:

«Рабочий класс — коллектив такой мощности, каким, в качестве боевого средства, революционеры не располагали ни во времена декабристов, ни в период хождения в народ, ни во время массовых студенческих волнений. Чисто количественная его величина усугублялась в своем значении тем, что в его руках обреталась вся техника страны, а сам он, все более объединенный процессом производства, опирался внизу на крестьянство, к сынам которого принадлежал; вверху же, нуждаясь в требуемых знаниях по специальности, необходимо соприкасался с интеллигентным слоем населения…»

Зубатов внимательно изучал историю рабочего движения в Российской империи. Да, конечно, еще в 1870-е годы появлялись отдельные революционеры из рабочих, такие как Петр Алексеев или знаменитый народоволец Степан Халтурин, были небольшие рабочие кружки. Значение их было чисто локальным. Тогдашние русские революционеры ставили на крестьянскую массу. Но в последние годы все изменилось.

«Теория социализма нашла, наконец, способ действительного преобразования реальных жизненных отношений в духе и направлении своих требований. Изобретательницей такого стремления стала германская социал-демократия, сумевшая связать цепью постепенных сделок свои идеальные устремления с текущими, наиболее насущными потребностями рабочей массы».

Вслед за немцами и русские подпольщики-марксисты (Зубатов имел в виду, в частности, разгромленный в 1895 году Союз борьбы за освобождение рабочего класса, созданный молодым Владимиром Ульяновым) изменили тактику. Они перешли от глобальных требований к «непрерывной агитации среди рабочих на почве существующих мелких нужд и требований…». А это уже не политические абстракции. «Выпущенная на подобных основаниях прокламация настолько оказывалась близкой и понятной рабочему, что достаточно было пустить ее в нескольких экземплярах среди недовольных, чтобы фабрика или завод встали».

Полицейский чиновник напоминает, в частности, о грандиозных (и успешно завершившихся) стачках, происходивших в 1890-е годы в Петербурге и Иваново-Вознесенске — всероссийском центре текстильной промышленности. Понятно, что для революционеров эти стачки не были самоцелью. «Успех в борьбе приносит рабочему веру в свои силы; научает его практическим приемам борьбы… делает более восприимчивым к принятии идей социализма». Таким образом и тренируются кадры… для чего? Для глобальной политической и социальной революции, само собой.

Что же в этой ситуации делать защитникам существующего строя?

Ответ на этот вопрос подсказали Зубатову сами социалисты. Внимательно читая свежую политическую литературу, он обнаружил новые политические течения: фабианцев в Англии, марксистов-ревизионистов в Германии. Идеология этих течений была довольно сложной (и разной), но на практике сводилась к следующему: не стремиться к разрушению существующего общества, а использовать его институты для улучшения положения рабочих. Речь шла о демократических институциях европейских стран. Но с точки зрения Зубатова, российское самодержавие было в этом смысле ничуть не хуже.

«Если мелкие нужды и требования рабочих, — писал Зубатов, — используются революционерами для… антиправительственных целей, то не следует ли правительству как можно скорее вырвать это благодарное для революционера орудие из его рук и взять исполнение всей задачи на себя».