Ганнибал: Восхождение - [15]

Вот над кроватями целый ряд рисунков цветными карандашами. Над кроватью Ганнибала Лектера — отличный рисунок мелками и карандашом: младенческая рука — ладонь и предплечье, — протянутая к зрителю в трогательном жесте, от нее глаз нельзя оторвать; пухленькое предплечье слегка укорочено — ребенок тянет к вам руку, чтобы погладить. Повыше кисти — браслет. Под этим рисунком спит Ганнибал, веки у него подергиваются. Напрягаются челюстные мышцы, раздуваются и втягиваются ноздри: во сне ему чудится зловонное дыхание трупоедов.

* * *

…Охотничий домик в лесу. Ганнибал и Мика — в холодно-пыльном запахе ковра, в который они завернулись, лед на оконных стеклах преломляет свет в красные и зеленые лучики. Ветер налетает порывами, и порой тяга в плите ослабевает. Голубоватый дым слоями плывет под островерхой крышей, мимо перил верхней площадки. Ганнибал слышит, как резким толчком открывается дверь, и смотрит вниз сквозь лестничную решетку. Медная ванночка Мики стоит на плите — Кухарь кипятит в ней рогатый череп олененка и несколько каких-то ссохшихся клубней. Бурлящая вода со звоном швыряет череп о металлические бока ванночки, словно олененок напоследок пробует бодаться. Голубоглазый и Перепончатый входят в дом, в дверь с ними врывается морозный воздух; они сбрасывают снегоступы и прислоняют их к стене. Остальные обступают пришедших, из угла ковыляет на обмороженных ногах Плошка. Голубоглазый достает из кармана трупики трех небольших истощенных птиц. Опускает одну из птиц в кипящую воду, прямо в перьях, и держит там, пока она не становится настолько мягкой, что можно содрать кожу. Начинает вылизывать окровавленную кожу птицы, кровь и перья прилипают к его лицу, все остальные толпятся вокруг. Он швыряет им эту кожу, и они набрасываются на нее, словно псы.

Голубоглазый поднимает выпачканное кровью лицо к верхней площадке, выплевывает перышко и произносит:

— Нам надо есть, не то все подохнем.

Они бросают в огонь семейный альбом Лектеров, картонные игрушки Мики, ее замок, ее бумажных кукол. Теперь Ганнибал стоит на каминной плите, он не помнит, как сошел сверху, а потом вдруг они оказываются в амбаре, где на соломе валяется скомканная детская одежда, странная, никогда им не виданная и жесткая от засохшей крови. Мужчины сгрудились вокруг них, щупают его и Мику — много ли на них мяса…

— Бери ее, все равно она вот-вот подохнет. Пойдем поиграем. Пойдем поиграем.

Они забирают Мику и поют: «Ein Mannlein steht im Walde ganz still und stumm…»

Ганнибал крепко держит сестру за руку, детей подтаскивают к дверям амбара. Он не выпускает руку Мики, и Голубоглазый захлопывает тяжелую дверь, защемляя в ней руку Ганнибала, кость с треском ломается, Голубоглазый открывает дверь и идет к Ганнибалу, размахивая поленом. Тяжелый удар по голове, град новых ужасающих ударов, искры из глаз, крик Мики: «Анниба!»

* * *

Град ударов все сыпался, сыпался, и вдруг оказалось, что это дубинка старшего воспитателя грохочет по раме кровати, а Ганнибал кричит во сне: «Мика! Мика!»

— Заткнись! Заткнись! А ну вставай, ты, недоросток гребаный! — Старший воспитатель сорвал с кровати одеяло и белье и швырнул все это Ганнибалу.

Они шли из замка к кладовой для инструментов по холодной земле, Петров подталкивал мальчика дубинкой. Воспитатель втолкнул Ганнибала в кладовую и вошел туда следом за ним. Кладовая была сплошь увешана садовыми и плотницкими инструментами, мотками веревки. Петров поставил свой фонарь на бочонок и поднял дубинку. Поднес забинтованную руку к глазам Ганнибала:

— Пора за это расплачиваться.

Казалось, Ганнибал съежился от страха. Он стал кружить по кладовой, стремясь уйти из круга света. Он не мог бы определить, что он чувствует. Воспитатель решил, что прочел в его глазах страх, и принялся кружить за ним следом, невольно уходя из круга света. Ему удалось нанести Ганнибалу мощный удар в бедро. Но мальчик был уже около фонаря. Он схватил серп и тут же задул фонарь. Потом, в полной темноте, лег на пол и, крепко держа серп обеими руками, поднял его над головой. Услышав осторожные шаги, крадущиеся мимо, он изо всех сил швырнул серп, ничего не задел, и тут захлопнулась дверь и загремела цепь запора.

* * *

— Очень удобно бить немого, он ведь никому на тебя пожаловаться не может, — сказал старший воспитатель.

Вместе с младшим воспитателем он разглядывал роскошный лимузин, стоявший на усыпанном гравием дворе замка. Это был замечательный образец искусства французских кузовостроителей, небесно-голубого цвета, с дипломатическими флажками — советским и ГДР — на передних крыльях. Автомобиль выглядел весьма экзотично, как и другие довоенные французские автомашины; людям, привыкшим к угловатым формам танков и джипов, он казался роскошно-чувственным. Старшему воспитателю очень хотелось выцарапать ножом слово из трех букв на боку машины, но водитель был мощного телосложения и весьма бдителен.

Ганнибал из конюшни видел, как автомобиль въезжал во двор, но не бросился ему навстречу. Он наблюдал, как его дядя в сопровождении советского офицера прошел в замок.

Ганнибал прижал раскрытую ладонь к щеке Цезаря. Длинная морда повернулась к мальчику. Конь, похрустывая, жевал овес. Советский конюх хорошо о нем заботился. Ганнибал погладил шею коня и почти прижался ртом к повернувшемуся к нему уху Цезаря, но не смог произнести ни звука. Поцеловал коня в лоб. За сеновалом, между панелями двойной перегородки, висел бинокль отца. Ганнибал повесил бинокль на шею и пересек утоптанный учебный плац.