Гангутское сражение. Морская сила - [7]

— Наши матросы в Стокгольме и Карлскроне наверняка беспробудно пьянствуют в тавернах, а флагманы занимаются пустопорожними беседами. — Король небрежно махнул кружевным платком вдоль карты. — Вы помните, дорогой граф, что Уксеншерн не раз твердил мне, что русские беспошлинно торгуют с англичанами и прочими европейцами через свой порт на Севере. Так вот, я решил заткнуть эту отдушину, заодно и отвлечь внимание царя Петра от наших планов.

Глядя на несколько опешившего первого министра, Карл повелительно произнес:

— Итак, граф, берите бумагу, чернила и перья. Мы не откладывая отправим повеление нашему Адмиралтейству.

Не ожидая, пока Пипер расположится за столом и привычно сочинит предисловие королевского указа, король рублеными фразами излагал наставление о снаряжении весной эскадры с десантом в Белое море для пресечения русской торговли с европейскими странами. Приказ не оставлял никаких сомнений в конечных целях экспедиции.

— Сжечь город, корабли, верфи и запасы продовольствия, — с каким-то упоением диктовал король, — после того, как высаженный экипаж успеет согласно воинскому обычаю захватить пленных и уничтожить или разрушить все, что может быть приспособлено к обороне, каковая задача, должно надеяться, будет исполнена при помощи Господа Бога…

В отличие от лютеранских кирх Европы, в православных храмах на Рождество Нового, 1701 года перезвон колоколов звучал по-иному. В Пскове и Новгороде, Смоленске и Твери, да и во многих других городах, весях и монастырях немало звонниц помалкивало. Грустно чернели они пустыми глазницами в окрест на снежных просторах. По царскому указу с колоколен в сугробы летели большие и малые колокола, кололись на части. Осколки медных колоколов грузили на сани, везли на переплавку на Пушечный двор. Под Нарвой полки оставили полторы сотни пушек, почти всю армейскую артиллерию.

Прихожане испуганно глядели на происходящее, в душах царило смятение, — «никак антихрист вот-вот наведается». Священники в приходах насупленно помалкивали об истинных причинах происходящего, православные в страхе крестились: «Свят, свят, изы-ди, сатана…»

Ни днем, ни ночью не знал покоя в те дни царь Петр, на счету был каждый день, каждый час. Одного остерегался он, как бы шведское войско не двинулось к Москве.

Весть о разгроме принес поручик при Шереметеве, Павел Ягужинский.[6] Рядом стоял новгородский воевода Ладыженский.

— Слыхал?! — с перекосившимся от гнева лицом крикнул ему Петр. — Ступай немедля, поднимай всех на ноги, собирай поголовно мужиков, сыскивай все зелье огневое, рвы копай. Вечером поедем, осмотрим.

Повернулся к генерал-фельдмаршалу Головину:[7]

— Езжай, Федя, в Псков, изготовь там оборону.

Подумал несколько мгновений, позвал Меншикова:

— Данилыч! Сыщи немедля ко мне капитана Салтыкова.[8]

Быстро, через ступеньки, взбежав в воеводские палаты, Салтыков застал царя за конторкой, он что-то размашисто писал. Кивнул Салтыкову: жди.

Закончив писать, пробежал глазами, поманил Салтыкова.

— Ты, я вижу, горазд в политесе. Сей же час скачи в Митаву, разыщешь короля саксонского Августа, брата моего, — Петр криво усмехнулся. — Запоминай, с чего начнешь. Государь так передать велел: мол, он отъехал из Нарвы для встречи с ним, Августом. Получив известие от войска, посылаю тебя доподлинно оповестить его, Августа, дабы клевету отвести. — Петр взял с конторки исписанный лист. — Садись, вчитывайся, все до слова мне молвишь. Потом перескажешь Августу.

Салтыков взял бумагу, сел на лавку.

«Дабы от неприятелей общих не внушен был и своей персоне, что противное получил, никогда от его союза и отечественного наследия не отступить, как еще при приходе своем к Нарве писал, так и ныне желает видеться не мешкая на праздник Рождества Христова. Велели войскам генерала Репнина с 12 000 человек пехоты быть в Новгороде, а гетману Черкасскому с 8000 конных и 10 000 пехотных быть в Пскове, также которые отстали от Нарвы полки к обороне развернули», —

читал вполголоса Салтыков.

Когда Салтыков заучил написанное, Петр взял бумагу:

— Уясни генеральное. Нам Август потребен, дабы шведа отвлекать. Штоб он знал — мы союзу верны и силу имеем. А с братом Карлом, придет срок, сочтемся.

Салтыков умчался, а царь проверял готовность войск для отпора нашествию Карла XII.

Обновлялись, пополнялись пушками, припасами, рекрутами крепости Новгорода, Пскова и Гдова, опоясались они рвами, ощерился пушками Печерский монастырь.

Первые донесения о сражениях под Нарвой не весьма огорчили Петра. Войска в полном порядке отходили от Нарвы.

Прибывшим к нему генералам Борису Шереметеву, Петру Апраксину,[9] Аниките Репнину сразу выговорился:

— Все вы в батальях с турками бывали, однако ты, Борис Петров, опытен, а сплошал у Пуртцы, тогдаб с шведами иначе обошлись мы под Нарвой.

Шереметев виновато развел руками, а сам, грешным делом, подумал: «Ты-то тож хорош, от Нарвы утек неведомо зачем, когда узнал, что швед близко, да кумандиром над нами оставил иноземца».

За три недели до сражения под Нарвой конница Шереметева сначала успешно атаковала там передовой отряд шведов генерала Велинга, однако, вместо того чтобы закрепиться, Шереметев решил отступить к деревне Пюхайоги в 30 верстах от Нарвы. Царь сделал ему выговор и наказал держаться. И опять граф сплоховал, начал отступать под напором шведов к Нарве…