Гангутский бой - [6]
Тяжко дышит все эти годы Швеция, тяжело. Смолкли песни и музыка, смех не слышен, и не видно улыбающегося лица. Разоряются, нищают деревни с каждым новым поколением работников, уходящим на бойню. Затихают города, заколачиваются ставни в домах, закрываются целые ремесленные провинции — нет торговли, нет доходов, нет под кровом уюта.
Даже армия наёмников перестала оправдывать себя — это тоже сознавать горько, но приходится сознавать. Это факт, и уйти от него нельзя. Жалованье солдатам многих полков не выплачивается второй год. Ропот слышен в полках, и уже докладывают командиры о появлении перебежчиков, дезертиров.
Интересно, куда же смотрит сенат — высший орган правительства в отсутствие короля? Было ведь решение — ещё месяца три назад — собрать государственные чины, то есть представителей всех сословий, и поставить перед ними вопрос о заключении мира и о выборе регента государства. Снова посылали с этим вестника к королю. Но король-то молчит!.. Или явно отмахнуться от дел старается ничего не значащими депешами. «Обучать людей…» «Решительное сражение…» «Беречь силы…»
«Что же нас ожидает? — думал старый Ватранг. — В ситуации этой вся надежда остаётся только на флот. Королевский флот — нот опора государства сегодня… Вот те плечи, которые подставит под все горести и лишения всё ещё великая Швеция!
Да, наш доблестный флот!..»
Эта мысль Ватранга о флоте, кажется, наконец-то объединила всех, кто присутствовал в этот день на военном совете. Посыпались предложения. Шаутбенахт Эреншельд позволил себе напомнить о русской эскадре, что пыталась год назад прорваться к Аландским островам. Год прошёл, опыта стало больше у русских. Где гарантии, что не попытаются они снова вылазку свою предерзкую повторить?
Все склонились над картой. Загудели голоса. Обсуждались сроки, маршруты, места установки дозоров, засад.
Чаще других упоминалось на совете одно название — полуостров Гангут.
К концу мая шведский королевский флот был приведён в полную боевую готовность.
4. РУССКИЙ ФЛОТ ИДЕТ НА АБО
Было раннее утро, и среди тех, кто оставался на берегу, почти не оказалось гражданского люда. Всюду зеленели мундиры: в дальнюю дорогу солдаты провожали солдат. Многие махали с пристани треуголками, войлочными шляпами, по не слышно было ни криков прощальных, ни обычного в таких случаях торжественного «ура».
Торжества все были волею царя прерваны ещё там, в Петербурге, и приостановлены — до возвращения, до победы.
Всего один только раз ударила сигнальная пушка и смолкла. Гром её над водой прокатился низко и тут же затих. И с моря отвечала Кроншлоту строгая, деловая, невозмутимая тишина, изредка прерываемая лишь криками загребных: «И-и р-раз! И-и р-раз!»
Вёсла в такт поднимались и дружно входили в тёмную студёную воду. Ровный рокот косых расходящихся волн, равномерное покачивание многих сотен людей, сидящих на вёслах, да гортанные крики чаек, тоже, как и люди, очень рано начавших сегодня хлопотливый свой будничный день…
Русская флотилия взяла курс на Гельсингфорс.
Шестьдесят семь галер и тридцать две скампавси! Девяносто девять небольших, но очень подвижных и хорошо оснащённых судов…
Они шли в кильватерном строю — строго друг за другом, гуськом. Каждое последующее судно должно было точно копировать маршрут предыдущего. Так распорядился генерал-адмирал Фёдор Матвеевич Апраксин, чтобы к моменту захода в шхеры на северном берегу залива не было у командиров галер растерянности и неясности в выборе курса, чтобы ни одна галера не села на мель, чтобы ни одна из них просмолённое днище не распорола об острый гранитный подводный камень.
А на самых первых галерах — для прокладки маршрута — опытные лоцманы специально посажены были. Из тех, кто плавал в этих краях уже не однажды.
Настоящий лоцман и край берега, и дно моря, как ладонь свою собственную, обязан был знать. Видеть сквозь воду, сквозь землю и сквозь туман.
Ибо дело ему доверено, участвуют в котором не десятки людей, не сотни, а тысячи…
Да, десант, идущий сейчас на Гельсингфорс и Або для соединения и совместных действий с корпусом князя Голицына, вместе с членами экипажей девяноста девяти скампавей и галер, насчитывал на сегодня в своих рядах без малого 16 000 человек. Целая армия шла на шведа в этот обычный, ничем особо не примечательный майский день. Шла не посуху, а по отвоёванным водам Балтики, закрепиться в которых только ещё предстояло Русскому государству — путём новых человеческих жертв, путём новых битв и сражений.
Русский флот шёл на запад…
Парусный — под командованием Петра — тем же галсом шёл, но левее галерного флота, по глуби. То есть шёл «мористее», как принято говорить. Паруса плескались, сверкая в утреннем ровном свете, развевался неспешный флаг на флагманском корабле, долго ещё различимый с уходящей кроншлотской пристани флаг. Личный флаг контр-адмирала Петра Михайлова. На него ровнялась, разворачиваясь по фронту, русская эскадра, призванная судьбою долг свой исполнить воинский — с честью и до конца. Лица солдат были мужественны и суровы. Многие из них понимали, что видят свою землю в последний раз…
