Гангутцы - [6]

Расскин приник к заиндевевшему смотровому люку.

Какое множество островков на флангах! Это и есть знаменитые шхеры, где Петр Первый провел скрытый маневр гребного флота. Современным кораблям здесь, пожалуй, тесно. Впрочем, для катеров лучшей стоянки не придумаешь. И для подводных лодок. Хотя в годы первой мировой войны тут базировался и большой флот России, были в этом районе даже стычки с германскими крейсерами… С высоты полутора тысяч метров Расскин с удивлением и восхищением смотрел на рельефно выступающий мыс Гангут, где произошло столько битв. Мыс вдавался в Балтийское море, как острие меча.

«Меч на стыке заливов! Меч, который должен отбить любой удар, нацеленный с запада на Ленинград!»

Расскина взволновала эта мысль, кажется выразившая все, что ожидало гангутцев. Хорошо, что он отправился сюда не морем, а самолетом: он сразу почувствовал, понял, увидел значение Гангута — впередсмотрящего на Балтике. Да, Гангут станет щитом и мечом Кронштадта и Ленинграда…

В будущем всем командирам надо показывать Ханко обязательно с воздуха, чтобы человек, который придет сюда служить, раз и навсегда понял, куда и зачем его послала родина.

Летчик искал аэродром. Тяжелая четырехмоторная машина, кренясь, снова разворачивалась над полуостровом. От резких виражей мутило. Думичев перебежал по кабине с борта на борт: только бы не видеть колеблющуюся землю.

— Эй ты, высота-глубина! — прикрикнул на него Богданов. — Дифферент нарушаешь!

— С его весом дифферент не нарушишь!

Из пилотской кабины вышел летчик. Он нагнулся к Расскину и доложил, что посадочных знаков и аэродрома на берегу не обнаружено. Луг возле фермы занесет сугробами. Людей не видно. Все мертво. Выбирать площадку на берегу рискованно: возможны мины.

— Ваше решение?

— Разрешите садиться на лед?

Расскин минуту размышлял: выдержит ли лед? Искать аэродром на материке, за пределами границ Ханко, нельзя: в тот же день враждебная пресса поднимет шум, будто русские высадили в Финляндии десант. Финское командование заранее предупреждено о вылете. Безмолвие внизу, конечно, не случайность. Они думают, что самолеты повернут обратно. «Что же, придется садиться на лед».

— Добро, — кивнул Расскин и ободряюще добавил: — Как папанинцы на полюс.

Через несколько минут самолет уже катился по бугристому ледовому полю. Порывы ветра толкали его в сторону, к торосам. Пропоров насквозь два сугроба, летчик вовремя отвернул от прикрытого снегом ропака, с трудом вырулил под защиту скал какого-то островка.

На лед прыгали осторожно. Рука невольно сжимала оружие. Притихшие десантники толпились тут же, возле машины, озираясь на таинственно вздутые сугробы, на громоздкие торосы, заслонившие берег.

Самолет стоял возле вмерзшей в лед черной шаланды, полу занесенной снегом. Комендант успел осмотреть ее и определить, что она сожжена прямым попаданием стокилограммовой бомбы.

— Уж не Борисова ли работа, Ивана Дмитриевича? Которому звание Героя дали, посмертно. Где-то здесь погибла его «девятка»…

— Давай, комендант, не каркай, — сердито оборвал его летчик, кажется только сейчас оценивший весь риск посадки на неразведанный лед, да еще с людьми. — Выгружай все и готовь посадку остальным машинам. А то устроим тут кладбище — костей не соберешь…

Разгрузка шла быстро.

Имущество сгрузили возле обгоревшей шаланды.

Комендант наметил границы ледового аэродрома и из плащ-палаток, чехлов от моторов и всего, что могло выделяться на снегу, стал выкладывать посадочное «Т».

Репнин с жадностью исследователя смотрел на пустынный остров.

Очевидно, остров невелик, но вблизи нависшие над льдами скалы казались огромными. К покатому склону одной из скал прилепился, весь в инее, красный домик с башенкой — наверно, здесь жил смотритель маяка. Окна заколочены, никого там нет… Репнин разглядел в стороне какие-то каменные развалины, наполовину занесенные снегом, похожие на остатки старинной крепости.

— Что за остров? — спросил он летчика.

— Густавсверн.

Репнин обрадовался, извлек свою карту.

«Исторический островок. Так и отметим: посадка совершена на пятьдесят девять градусов сорок восемь минут северной широты и двадцать два градуса пятьдесят семь минут восточной долготы».

— Подумайте: здесь в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году батарея капитана Семенова отбила натиск эскадры Чарльза Нэпира!.. — объяснил Репнин окружающим, показывая на незнакомый остров. — Семьдесят лет было этому Семенову, а ведь сам из пушки стрелял, корабль английский потопил. Вот старик!..

— Над чем вы там колдуете? — сердито спросил Расскин, подходя к Репнину.

— Место-то какое, товарищ бригадный комиссар! Густавсверн! Маркс об этом острове писал! Сразу же после боя русских артиллеристов с англичанами…

— Потом об этом поговорим. А сейчас бросьте свои изыскания. Идите сюда!

Под крылом самолета Расскин разложил карту Ханко и карандашом провел на ней две стрелы в обхват полуострова.

— Разделимся на три группы, — решил он. — Вы поведете саперов к бухте Тверминнэ, оттуда к перешейку до границы. Только, смотрите, границу не переходить.

— Выделим счетчиков, товарищ бригадный комиссар. Шагами расстояние отмерим.