Гангстер - [29]

— Ничто не изменится, — сказал Анджело. — Только теперь они будут еженедельно платить не тебе, а нам.

— Маккуин не мог так решить! — воскликнул Баньон, шагнув к Анджело; он старательно сдерживал свой нрав, и руки, хоть и со стиснутыми кулачищами, неподвижно висели вдоль туловища.

— Мы так решили, — ответил Анджело, прикоснувшись пальцем к шраму над глазом.

— Я управлял этим пирсом почти десять лет, — сказал Баньон чуть ли не дрожащим голосом. — И, кстати, управлял им хорошо. Мои команды всегда вовремя отправляли суда.

— Ты управлял криком, — презрительно сказал Анджело, посмотрев мимо Баньона и поймав тяжелый взгляд своего отца. — Ты только сидел и наблюдал, как другие выбиваются из сил. Но тебе и этого было мало.

— Я могу точно так же управлять погрузкой для вас, — произнес Баньон, переведя взгляд с Анджело на Пудджа; по его лицу катились крупные капли пота. — Или по-другому, как вам захочется.

— Я так не думаю, — отозвался Пуддж, положив ладонь правой руки на рукоять пистолета, торчавшую из кармана брюк.

— Будешь работать в трюме, — добавил Анджело, шагнув ближе к Баньону. — Вместе с остальными.

— Вы не можете оставить меня с этими даго, — сказал Баньон, понизив голос и переводя взгляд с лица Анджело на пистолет Пудджа и обратно. — Они же ненавидят меня. Они прибьют меня при первой возможности.

— Не они, так мы, — отозвался Анджело резким неприятным голосом, заставившим сразу позабыть о его нежном возрасте.

— Где ключ от ворот? — спросил Пуддж у Баньона.

— У меня в кармане, — ответил Баньон, ласково погладив свою рубашку; привычное высокомерие прямо-таки текло из него, даже несмотря на испуг.

— Тогда будет лучше, если ты их откроешь и пустишь людей работать, — сказал Анджело. — А сам можешь идти с ними или оставайся здесь, разбираться с нами.

— Только что бы ты там ни решил, шевелись поживее, — добавил Пуддж. — Груз должен быть на пароходе, и мне кажется, что сам он туда не заберется.

Анджело и Пуддж стояли неподвижно, глядя на побежденного Баньона. Низвергнутый владыка причала глубоко вздохнул, вытер пот с лица, кивнул и, отвернувшись, побрел перед рабочими к воротам пирса, навстречу целому дню тяжелой работы. А они следовали за ним тесной кучкой, преисполненные стремлением отомстить за десятилетние издевательства.

Все, кроме Паолино, который стоял на месте, глядя остановившимся взглядом на сына.

— Что-то не так, папа? — спросил Анджело.

— Ты и с меня будешь брать деньги, да? — спросил Паолино. — Как и со всех остальных?

— Папа, ты можешь оставлять весь заработок себе, — ответил Анджело; его голос теперь звучал обычно, по-детски. — Твой взнос будет погашен.

— Кем погашен? — спросил Паолино. — Тобой?

— Да, — сказал Анджело. — Мной.

Паолино сунул руку в карман, вынул две смятые долларовые банкноты и бросил их в лужу под ноги Анджело.

— Я заплачу эти грязные деньги! — сказал Паолино голосом, в котором не было ничего, кроме гнева и ненависти. — Тебе! Моему сыну!

Паолино отвернулся и поплелся прочь от Пудджа и Анджело. Он шел, низко понурив голову, его глаза были полны слез.

— А по мне, так лучше было бы Баньона шлепнуть, — сказал Пуддж, поворачиваясь спиной к Паолино и пирсу. — Заодно и крыс покормили бы.

— Нет, его нужно оставить рабочим, — возразил Анджело. — Они справятся гораздо лучше, чем крысы. Можешь не сомневаться — Баньон не доживет до недельной получки.

— А как насчет твоего отца? — спросил Пуддж.

Анджело посмотрел на друга и пожал плечами.

— Он счастлив, когда работает, — сказал он. — Он этого хочет, вот он это и получит.

Вдруг Анджело схватился за живот, повернулся и быстро зашагал прочь от пирса. Пуддж, изумленный его неожиданным бегством, помчался за ним.

— Куда ты? — спросил он.

— Нужно поскорее найти место, где меня никто не увидит, — объяснил Анджело.

— С чего ты решил прятаться? Что ты будешь делать?

— Блевать, — коротко ответил Анджело.

Глава 4

Лето, 1923

Это было бурное время.

Двадцатичетырехлетний биржевой маклер Хуан Терри Трипп бросил работу и вместе со своим другом Джоном Хэмблтоном создал службу воздушного такси, получившую название «Пан-Американ Уорлд Эруэйз». В Сан-Франциско открылся первый в стране супермаркет, а Фрэнк К. Марс, кондитер из Миннесоты, заработал за неполный год 72 800 долларов на продаже нового шоколадного батончика, который он назвал «Млечный Путь». Вышел в свет первый выпуск «Тайм», на дороги выехало более тринадцати миллионов автомобилей. В Европе Адольф Гитлер и Бенито Муссолини начали свой прорыв к власти. В США рабочие и служащие стали отдавать изрядную долю своих доходов правительству в виде федерального подоходного налога; пример нации подал Джон Д. Рокфеллер-младший, выплативший 7,4 миллиона долларов.

А в Нью-Йорке гангстеры становились все богаче.

Это был период потрясений и быстрого роста бизнеса, причем все происходившее работало на руку гангстерам. Ни один закон не принес им больше возможностей для личной выгоды, чем постановление, называвшееся сначала «сухим законом», а потом получившее нейтральное название «акта Уолстеда», согласно которому продажа алкогольных напитков на всей территории Соединенных Штатов становилась преступлением. Закон, утвержденный 20 октября 1920 года, сыграл роль повивальной бабки, способствовавшей рождению организованной преступности двадцатого столетия. Он открыл перед предприимчивыми гангстерами широчайшие возможности для доставки спиртного, его распределения, а также устройства ночных клубов, служивших исключительно стремлению добропорядочных граждан выпить на никель