Гамлет - [65]

Прямое доказательства этого посещения мы обнаруживаем в первой сцене первого акта. Сценография пьесы совпадает с устройством пространств Кронборга. По планам замка легко проследить маршрут принца в покои королевы. Этот проход предельно экономичен, и потому исключает всякую альтернативу. Разыгранная перед королем «Мышеловка» (2 сцена II акта и 1 и 2 сцена III акта по традиционному делению) была представлена в одном из двух залов третьего этажа — в зале королевских гобеленов (The Little Hall), или о находящемся рядом с ним Рыцарском (бальном) зале. Отсюда принц идет к матери. По центральной винтовой лестнице южного крыла он спускается на второй этаж, проходит по галерее под сводами часовни, слышит голос Клавдия, молящегося внизу, перед алтарем (3 сцена), но, вместо того, чтобы по винтовой алтарной лесенке появиться из-за алтаря и убить молящегося узурпатора, продолжает путь в приемную матери по восточной галерее второго этажа (4 сцена). Здесь происходит его объяснение с матерью и убийство Полония.

Столь же подробно изучил Шекспир и конструкцию Кронборга (его строительство завершилось 1585 г.) — от эспланады перед замком до чудовищной двухэтажной подземной тюрьмы, вынесенной за пределы пятна застройки. Вспомним слова принца:

«…Дания — тюрьма. […] Причём — первоклассная, с множеством казематов и подземелий, среди которых Дания — из самых скверных».

Подробней см. в моей работе: «Шекспир в Эльсиноре»:

https://nestoriana.wordpress.com/2019/09/14/william-shakespeare_v_danii/

Здесь также я показываю, что большая часть изданных в 1609 г. сонетов Шекспира посвящены Якову VI (с 1603 г. ставшему еще и английским королем Яковом I): имя Марии Стюарт отражается в обращенной к ее сыну девятой строке сонета № 3, где в единственном на весь корпус сонетов упоминании о матери адресата появляется анаграмма. Сонет Шекспира № 14 — ответ на обращенный к Тихо Браге сонет Якова VI (№ 31). Первая же строка шекспировского сонета запечатана анаграммой.

Андрей Чернов О цветах и травах

В русских изданиях и букет, и венок Офелии подробнее всего откомментированы А. Горбуновым (Уильям Шекспир. Гамлет. Избранные переводы. М, 1985).

Отмечая, что «сцена с букетом до конца не прояснена», этот исследователь придерживается традиции английских комментариев и приводит символические значение трав и цветов в шекспировское время:

Розмарин — эмблема памяти, анютины глазки (от францкзского pensee «мысль») — символ мысли и любовных дум. (Эти цветы Офелия вручает Лаэрту.)

Укроп — эмблема лести и притворства, а водосбор — измена в любви, супружеская неверность (видимо, начальный смысл — вообще предательство — А. Ч.).

Заметим, что Морис Метерлинк в своих этюдах «Разум цветов» называет водосбор «печальным». (Впрочем, это может быть и отсылкой к тексту «Гамлета».)

А. Горбунов пишет:

«Некоторые исследователи считают, что Офелия дарит эти цветы Клавдию, поскольку он с помощью лести соблазнил жену своего брата. Другие — что она дарит их Гертруде как неверной супруге».

Правы, как нетрудно убедиться, — первые (это ясно по набору из руты, маргариток и фиалок, который предназначается королеве, потому что руту Офелия оставляет и для себя).

Безусловным подтверждением передачи руты именно Гертруде может служить и комментарий А. Горбунова к with a difference:

«Difference — геральдический термин — указывающий на признак младшей линии рода. Однако Офелия скорее всего имеет в виду “иначе”, “по-другому”. Она оставляет руту и для себя, давая при этом понять, что ее печаль и раскаяние иного рода».

Но Клавдий — и впрямь младший брат, с которым королева изменила старшему.

Рута — эмблема печали и раскаяния. У А. Горбунова читаем:

«Воскресной травой благодати ее, видимо, называли потому, что каявшиеся в грехах носили ее по воскресеньям в церковь. Относительно того, кому Офелия в своем прозорливом безумии дарит руту, мнения также разделились. Одни считают, что Гертруде, чтобы она оплакала измену мужу, другие, что Клавдию, чтобы он раскаялся в содеянном».

Усомнившись в достоверности ношения руты грешниками, отметим, что правы (частично) вновь первые.

Маргаритка (а значит, скорее всего, и похожая на неё «садовая ромашка» — нивяник) — эмблема несчастной любви. (Вот почему эти цветы, предназначенные королеве, будут потом вплетены и в венок самой Офелии! — А. Ч.)

Фиалки — символ верности в любви. Однако увядшие фиалки (по А. Горбунову) — символ того, что «верность исчезла при датском дворе». (Но для Лаэрта — символ чистоты Офелии. См. сцену на кладбище.)

Теперь о гибели Офелии и ее венке.

Ива, к которой приходит Офелия, — дерево печали и траура.

Crow-flowers (А. Горбунов переводит их как «дрема») — уныние, крапива — боль и предательство (увы, nettle — не крапива, а «глухая крапива», которая не жжется, но цветет белыми цветами), маргаритка — несчастная любовь.

Н. Ф. Золотницкий, издавший в начале ХХ в. популярный труд «Цветы в легендах и преданиях» (см. репринтное издание М., 1991), пишет, что анютины глазки — цветок Юпитера и Валентинова дня (что важно для нас, ведь одна из песен Офелии именно о Валентиновом дне). Как указывает этот автор, в христианском мире анютины глазки считались цветком Святой Троицы (из-за темного треугольно пятнышка в центре цветка, которое осмысливалось как Всевидящее Око).