Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу - [212]

Мне не являлся призрак… Если бы в самом начале не появилась тень отца Гамлета — ср. «Гамлет» I, 1; I, 4.

Эдип — герой греческой мифологии, сын фиванского царя Лайоса и его супруги Иокасты. Лайосу было предсказано, что он погибнет от руки своего сына, поэтому сразу после появления Эдипа на свет царь отдал младенца на воспитание пастухам. Те же отнесли малыша бездетной супруге коринфского царя Полибоса Меропе, которая вырастила его как своего сына. Случайно узнав, что он не родной сын царя, Эдип отправился к дельфийскому оракулу, чтобы раскрыть тайну своего происхождения. Оракул сообщил юноше, что тот убьет своего отца и женится на матери. Эдип, посчитавший, что речь идет о Полибосе и Меропе, решил больше не возвращаться в Коринф и отправился странствовать. Однажды Эдип шел по узкой дороге; по той же дороге проезжала колесница Лайоса. Царь Фив ударил странника своим посохом, требуя освободить ему путь. Эдип был так разозлен этим поступком царя, что в гневе, сам того не зная, убил своего отца. Вскоре он оказался у стен Фив. Здесь Эдип столкнулся со Сфинксом — чудовищем, поедавшим фивян. Освободить город от Сфинкса мог только тот, кто знал ответ на загадку: «Кто ходит утром на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?». Брат царицы Иокасты Креон пообещал любому, кто разгадает эту загадку, власть в Фивах и вдову Лайоса. Таким образом, Эдип, ответивший на загадку Сфинкса, стал царем и мужем своей матери. Вскоре в Фивах разразилась чума. Эдип послал в Дельфы своего гонца с приказом разузнать, какие жертвы нужно принести, чтобы болезнь оставила город. Оракул ответил: надо найти убийцу Лайоса. Ясновидящий Тиресий открыл царю истину: он рассказал Эдипу, что тот убил своего настоящего отца и женился на собственной матери. Потрясенная Иокаста покончила с собой, а Эдип наказал себя, выколов себе глаза. Слепой, в сопровождении дочери Антигоны, он покинул Фивы. Судьба Эдипа была излюбленным сюжетом античных трагиков («Царь Эдип» Софокла). На исходе XIX столетия миф об Эдипе привлек внимание Зигмунда Фрейда. Венский психоаналитик перенес мифологический сюжет в сферу психиатрической медицины своего времени. В своем «Толковании сновидений» Фрейд утверждает, что сюжет об Эдипе производит драматическое впечатление не потому, что он отражает трагическое противоречие между «роком и человеческой волей», а потому, что он содержит в себе конфликт, характерный для каждой отдельно взятой человеческой души. В основе древнего сюжета об Эдипе, по Фрейду, лежит материал типического сновидения: желание ребенка овладеть своей матерью, «сексуальное влечение к матери и ненависть к отцу… Царь Эдип, который убил своего отца и женился на своей матери, это лишь исполнение нашего детского желания» (Freud S. Die Traumdeutung. Berlin, 1990. S. 319–320). «В той же почве, что и „Царь Эдип“, — пишет далее Фрейд, — коренится и другая величайшая трагедия: „Гамлет“ Шекспира. Но в измененной обработке того же самого материала становятся очевидными и все различия в душевной жизни двух далеко отстоящих друг от друга культурных периодов, нам открывается эпохальный прогресс вытеснения в духовной жизни человечества. В „Эдипе“ детская фантазия-желание, лежащее в основе трагедии, выявлено и исполнено; в „Гамлете“ оно остается скрытым, и мы узнаем о его существовании — примерно так же, как мы узнаем и о неврозе — лишь по косвенным симптомам. С захватывающим воздействием более современной драмы оказалось своеобразным способом совместимо то, что можно остаться в полной неясности относительно характера героя. Пьеса построена на колебаниях Гамлета в осуществлении выпавшей ему задачи — отомстить за отца; каковы основания или мотивы этих колебаний, в тексте не объяснено; многочисленные толкования драмы не смогли решить этого. Согласно господствующему сегодня, обоснованному Гете толкованию, Гамлет представляет собой тип человека, чья актуальная сила воли парализована излишним развитием интеллекта („От мыслей бледность поразила“). Согласно другой интерпретации, художник попытался изобразить болезненный, нерешительный, склонный к неврастении характер. Однако фабула пьесы показывает, что Гамлет ни в коем случае не должен казаться нам личностью, которая вообще неспособна действовать… Итак, что же сдерживает его при осуществлении задачи, поставленной перед ним призраком отца? Здесь опять напрашивается мысль, что сдерживает особая природа этой задачи. Гамлет может все, только не исполнить месть по отношению к человеку, который устранил его отца и занял место последнего возле его матери, к человеку, на деле реализовавшему его вытесненные детские желания. Ненависть, которая должна была подвигать его на месть, заменяется у него самопопреканием, угрызениями совести, напоминающими ему, что он сам, в буквальном смысле, ничуть не лучше грешника, которого он обязан покарать. Тем самым я перевожу в осознанную форму то, что бессознательно таится в душе героя; если кто-нибудь назовет Гамлета истериком, я сочту это всего лишь выводом из моего толкования». (Ibid. S. 322–324). Психологический конфликт — бессознательное желание сына овладеть матерью — Фрейд назвал «эдиповым комплексом».