Гамбит - [39]

— Ты его убил? — спросил Ронг.

— С поезда сбросил, — сказал я. — А там чёрт его знает.

Парни немного приободрились. Видимо, факт того, что я скинул красного урода с поезда, восприняли, как личную победу.

Я вернулся в своё купе, где обнаружил пришедшего в себя Юна, которому светил в глаза фонариком мужчина в белом халате, надетом поверх формы железнодорожника. Рядом отирался ещё один дядька в форме, представившийся начальником поезда.

— Рекомендую господам перейти в другой вагон, — дождавшись, пока врач закончит осмотр, сказал он. — Мы постараемся провести здесь кое-какие ремонтные работы, но, разумеется, продолжать путешествие в этом вагоне нельзя.

— Сколько времени займёт остановка? — спросил я.

— Полчаса, не больше. Что успеем за это время — сделаем. А дольше стоять не получится. Наш состав — не единственный на этом направлении, мы обязаны следовать расписанию.

Что ж, резонно. Мы с Юном перешли в другой вагон и заняли купе, представляющее собой полный аналог предыдущего.

— Как твой телохранитель, я рекомендую тебе сменить телохранителя, — дождавшись, пока мы останемся одни, сказал я. — Ну или, по крайней мере, не пытаться вмешиваться, когда меня убивают. О чём ты вообще думал?

В коридоре меча Юна я не заметил — наверное, он призвал его обратно сразу, как очнулся, а даже если нет — призовёт позже. Как я успел понять, потерять личное оружие — дело практически невозможное.

— Думал о том, что моего друга могут убить, — проворчал Юн. — И, ради всего святого, можешь ты уже переодеться? Ты похож на уличного пьяницу, а не на телохранителя главы клана.

Тут Юн был прав. Костюм, откровенно говоря, не походил уже вообще ни на что. Пиджак пострадал меньше, чем брюки, но и он после того, как попал в алую паутину, неуловимо изменился, как будто съёжился. Что именно с ним не так, я не мог сказать, в свойствах тканей не разбирался. Но что-то однозначно было не так.

Я открыл сумку. Там лежал ещё один костюм, копия первого, и наряд попроще — штаны и безрукавка. Форма бойца клана. Подумав, я отдал предпочтение ей.

— А поприличнее ты ничего не взял? — полюбопытствовал Юн, когда я вытащил форму и начал расстёгивать пуговицы рубашки.

— Взял. Но я оставлю «поприличнее» до сходняка. Мало ли, что ещё может случиться.

— Ох, Лей, прекрати это так называть! — скривился Юн. — Не сходняк, а…

— Хочешь узнать мою теорию? — перебил я, скинув рубашку. — Конечно хочешь, что за вопрос. Так вот: люди начинают цепляться за слова только тогда, когда ощущают реальность проблемы.

— В смысле? — не понял Юн.

— В прямом. Ну, вот был у меня один знакомый. Он прям взвивался, когда при нём говорили, что он бухает, или нажирается. Он требовал, чтобы все говорили правильно: «выпивает». И что ты думаешь? Прошло десять лет, и он умер в больнице, в очереди на пересадку печени, в окружении таких же алкашей.

Я надел безрукавку, сменил штаны, заодно — обувь. Вместо туфель натянул привычные кроссовки, начал прилаживать за спину «ножны» для палки Вейжа.

— Или другой пример. Одна девушка постоянно требовала, чтобы я говорил ей, что люблю. Вот именно так: «я тебя люблю», не иначе. Каждый чёртов день. Как думаешь, чем всё закончилось?

— Она умерла в очереди на пересадку печени? — усмехнулся Юн.

— Не совсем. Я от неё ушёл. — Я застегнул сумку, затолкал её под сиденье. — Думаю, ты уловил суть. Если человек не уверен в чём-то, он требует этой уверенности от других. Требует нужных ему слов. Мы, люди, привыкли к словам, нам с ними легче. И мы склонны забывать о том, что за словами скрывается жизнь, у которой свои законы и правила. Ты едешь на воровской сходняк, где прожжённые мафиози будут решать, как выдоить из мира побольше денег. И сам это понимаешь. Но клан — это единственный мир, который ты знаешь, и тебе чертовски хочется верить в то, что ты возглавляешь что-то хорошее, что-то по-настоящему важное для мира. Ты хочешь верить, что занимаешься политикой, а не влез в грызню диких зверей. Все вокруг говорят: «саммит» — и твоё сердце успокаивается. Я говорю: «сходняк» — и ты начинаешь злиться. На себя, на кланы, на весь мир. Но это — злость страшная, опасная. Поэтому проще высказать недовольство мне, за то, что я употребил неправильное слово. Как сказал бы Делун: легче назвать дерьмо апельсином, чем нажать смыв.

Юн смотрел на меня скептически, но скепсис был явно напускным. Я видел, что мои слова проникают ему в голову и где-то там даже оседают. Пускай. Может, со временем они что-нибудь сдвинут. Из Юна запросто может вырасти толковый парень, задатки у него неплохие.

— Есть пара вопросов. — Я сел напротив Юна. — Этот ниндзя дважды применил против меня одну технику. Такая, знаешь, как будто паутина, летящая ко мне. Что это? Чем грозит?

— Техника Тенёта Тьмы? — предположил Юн. — Визуально выглядит как паутина, и работает так же. Опутывает жертву.

— А дальше? — спросил я. — Опутывает — и всё?

— Дальше — зависит от желания того, кто применяет технику. Паутина может просто удерживать. Может жечь. Может сдавить. — Юн для наглядности сжал кулак. — Выжать тебя, как лимон.

Я вспомнил, что нечто подобное произошло с моим пиджаком. Н-да уж, неприятная хрень. Не зря два раза с ней разминулся.