Гамак из паутины - [7]

— Мне бы хозяина, — нерешительно произнес Свиркин, вглядываясь в темноту.

— Славка, это жена тебе покупателя нашла! — раздался дискант из едва различимой в полутьме группы и утонул в хохоте. На свет вышел невысокого роста, но крепкого телосложения лысоватый мужчина.

— Я хозяин, а что вы хотели? — спросил он и, обернувшись в сторону гаража, крикнул: — Да тихо вы! Раскатились!

Петр представился. Владелец «Волги» снова обернулся и попросил:

— Ребята, быстренько разбежались. У меня деловой разговор.

Из гаража, один за одним, похохатывая, вышли «ребята» в возрасте от тридцати до шестидесяти лет и разбрелись по своим кельям.

— Вы уж извините, собрались тут с друзьями посудачить.

— Ничего, ничего, — успокоил его Свиркин. — Скажите, Вячеслав Климович, у вас машина действительно не на ходу?

Хозяин «Волги» усмехнулся:

— Это вам жена, наверное, сказала?.. Да нет, на ходу, это я ей так говорю, а то надоела совсем. То туда вези, то сюда. Обленилась! В магазин — и то на машине норовит. На беду себе эту «Волгу» завел. Я ее в Сирии заработал. Ишачил там, как проклятый. А жарища! Меня туда в командировку посылали, сварщик я. Ну и заработал этот тарантас себе на горе.

Петр терпеливо и не без интереса слушал Краскова, который с увлечением рассказывал о далекой арабской стране, о ее нравах, обычаях, людях.

— А что?! Я и деньжат подзаработал, и сирийцам показал, как у нас в Сибири вкалывают! Я им говорю, что нам ваши плюс сорок?! Вот я в Тюмени работал, — он взял Петра под локоть и потянул в гараж, — я сейчас вам расскажу…

Свиркин высвободил руку и не совсем к месту, как показалось Краскову, спросил:

— Вячеслав Климович, этой ночью вы никуда не ездили?

Красков оторопело посмотрел на него.

— Нет, спал. Разве поедешь? Жене-то сказал, что машина того… А вы по аварии какой-нибудь проверяете?

— Да почти, — уклонился Свиркин.

— Можете посмотреть мою машину, целехонька, — обиделся владелец «Волги».

13 часов 03 минуты

Никольский, как сообщили нам в адресном бюро, жил Но улице со странным названием Лесозавод. Свернув с Владимировской вниз к Оби, туда, где раньше была Чернышевская пристань, Снегирев остановил машину около старого деревянного двухэтажного дома. Мы поднялись по лестнице с крутыми скрипучими ступеньками на второй этаж и постучали. На стук из квартиры никто не вышел.

— А вдруг погибший не Никольский, а еще один его двойник? — с грустной иронией проронил Семен.

— Все может быть, — в тон ему ответил я и постучал в дверь напротив.

Тишина. Я снова постучал.

— Кто? — раздался за дверью хриплый старческий голос.

— Откройте, пожалуйста, — попросил я, — мы тут к вашему соседу пришли, а его нет…

Дверь приоткрылась, но ровно настолько, чтобы говорящий мог высунуть голову. На нас уставились красные, маленькие, настороженные глазки, удивленно-изучающе хлопая редкими ресницами. Одутловатую физиономию старика покрывала мелкая сетка морщин и бледно-фиолетовых жилок, на голове торчали клочки седых волос.

Семен оттеснил меня и дипломатично начал:

— Отец, вы уж нас извините…

— Да, ничо, ничо, — перебил старик, — вы к кому пришли-то?

— К Никольскому. Не знаете, где он?

— Холера его знает. Он молодой, а я старый. Разве уследишь за ним. То туды, то сюды… Вчерась, вроде, дома был. Сегодня, врать не буду, не видал.

— А шума вчера у него не было? — попытался выяснить я.

Старик долго разглядывал нас, потом пробурчал:

— Не слыхал, я вообще недослышу, так что извиняйте, — и закрыл перед нашим носом дверь.

Мы переглянулись.

— Очень содержательный разговор, — съязвил Семен.

Я только пожал плечами и направился к другим дверям. Скрип дверных шарниров заставил меня обернуться. Из небольшой щели был виден глаз нашего собеседника. Старик смотрел на нас и молчал. Мы тоже ничего не говорили. Наконец он прохрипел:

— Вы у Карповны поспрашивайте, она с Олегом в дружбе живет. Вона ее дверь.

Дверь, на которую указал взгляд старика, нам открыли сразу. На пороге стояла крепкая пожилая женщина. Поздоровавшись, я спросил, как нам найти Никольского.

— А вы кто ему будете? — поинтересовалась она.

Я развернул удостоверение и показал его женщине. Она достала из кармана халата очки, водрузила их на нос и, взяв документ, медленно шевеля губами, стала изучать его, пригляделась к фотографии и вскинула на меня глаза, сверяя фото с оригиналом. Плюсовые линзы очков делали ее глаза большими, как у пчелы. Осмотр, похоже, удовлетворил ее, так как она, придерживая на груди халат, чуть отошла в сторону, пропуская нас:

— Проходите.

В комнате, несмотря на полдень, было сумрачно. Карповна пододвинула нам стулья, а сама тяжело опустилась на табурет и вопросительно посмотрела на меня.

— Вы не знаете, как нам найти Никольского? — повторил я свой вопрос. — Говорят, вы с ним в дружбе живете?

— Вам наговорят, — резко ответила хозяйка квартиры. — Это, верно, Ванька-алкаш натрепал?

— А что, неправда?

— Да какая там дружба?! Олег-то нас, соседей, и за людей, поди, не считает. Все свысока смотрит.

— Выходит, сосед на вас наговорил? — вставил Семен.

Карповна мельком глянула на него и ответила, обращаясь ко мне:

— Ванька что угодно наговорит. Сегодня он трезвый, с похмелья мается, поэтому и тихий, как божий одуванчик, а выпьет — покою от него нет… Дружба наша с Олегом простая: он пьет, я бутылки сдаю. Гости у него часто бывают, коньячком балуются, армянским. Иной раз за вечер пять-шесть бутылок высадят.