Галоп - [10]

– Это что у тебя? – строго спросил я, показывая на банку.

– Так лечу я, – улыбнулся он мне.

От этой улыбки, обнажившей огромные, прямо-таки нечеловеческой величины зубы, мне стало не по себе. Почему-то подумал, что как раз этими зубами он и перекусывает завязки на своих ботинках с металлическими заклепками. Такая, знаете, рабочая обувь, способная выдержать большие нагрузки. Впрочем, я помню, раньше у нас на конюшнях многие уборщики и прочий обслуживающий персонал долгое время использовали ботинки с металлическими носками, какие применяют в сталелитейной промышленности для предотвращения травм ног из-за падения на них очень тяжелых предметов. Давление копыта взрослого массипо на ногу человека эквивалентно полутора тоннам. Потом для нас стали изготавливать специальную обувь.

– А ну дай, – протянул я руку, и в нее послушно легла тяжеленькая емкость объемом литра так на три. Впрочем, полупустая.

Я даже не успел поднести ее к лицу, как в нос шибанул резкий запах, в котором, как мне показалось, присутствовала нотка перца. Впрочем, вскоре я перестал ее чувствовать, как и остальные запахи. Я принялся чихать. А «ветеринар» смотрел на меня и продолжал улыбаться. По-моему, ему было весело.

– Держи, – проговорил я между чихами, тыльной стороной ладони вытирая слезы.

Тут я заметил то, что просто повергло меня в шок. На внутренней стороне обручей, охватывающих ноги вороного, были шипы! И из-под них сочилась кровь.

Есть такое выражение «взлетел пулей наверх». Это означает предельную скорость передвижения по вертикали. Так вот, я по той стремянке взлетел ракетой, преодолевающей земное притяжение, которая, как известно, многократно превышает скорость пули.

Такого я не видел сроду. И отчего-то сразу вспомнился Хан с его садистскими замашками.

На теле массипо были не просто раны. Их, в конце концов, я навидался. Это были обнаженные куски мяса, густо помазанные ядовито-желтым. И они не были следами крюка – уж чего-чего, а их-то я могу узнать. Навидался. Это… Даже не знаю. Саблей рубили, что ли? А потом смазывали ядовитой дрянью, от которой живая плоть разве что не дымилась.

Почему я не швырнул ему в рожу эту желтую гадость? Даже не знаю. Потому, может, что он дурак? Не по определению, а по медицинскому заключению.

– Кто тебе сказал это делать? – спросил я, едва сдерживаясь.

– Что сделать?

– Вот это! – рявкнул я, суя ему под нос банку.

От этого жеста он отшатнулся и закрыл лицо руками, уронив кисть на пол.

– Не бей, не бей, – тонко заскулил он.

На его обнаженных по локоть руках я увидел шрамы. Большие, маленькие, давно затянувшиеся и относительно свежие. Их было много. Десятки. Или сотни. Почему-то я очень хорошо представил, как его лупцуют по этим закрывающим голову рукам, а он скулит по-щенячьи, не оказывая никакого сопротивления. Такой здоровый бугай – и как дитя беззащитен. Моя злость не то чтобы схлынула совсем, но заметно поутихла.

– Не буду бить. Ты слышишь?

– Правда?

Из-за скрещенных рук на меня уставился недоверчивый глаз.

– Правда-правда. Так кто тебе велел?

– Чего велел? – спросил он, слегка приопустив руки.

– Лечить, – наконец-то подобрал я нужное слово, которое к происходящему процессу истязания подходило меньше всего.

– А-а, – просиял дурачок. – Дядя Густав.

Я не сразу сообразил. Какой такой дядя Густав. И потом как ломом по голове. Это же тот, с бородкой. И еще с крюком.

– Бородатый? – недоверчиво уточнил я, все еще надеясь, что это не так. Мое сознание никак не хотело ставить знак равенства между тем суровым, но все же рассудительным мужиком и тем, кто мог бы отдать распоряжение так мучить животное.

– Да, да, – радостно закивал «ветеринар». – Дядя Густав сказал.

– Больше так делать не надо, – строго сказал я и поспешно удалился, унося с собой банку.

Может, я чего-то не понимаю? С одной стороны откровенный дебил в составе межпланетной экспедиции в компании с уголовником это уже само по себе нечто неслыханное. Я, конечно, не профессиональный ксенолог, но уж в этих-то пределах могу себе представить, кто тут может быть, а кого быть не должно ни по какой причине. И если Рэм еще пусть каким-то чудом и мог просочиться, то уж этот несчастный – никак. Место такому в специализированной клинике под присмотром врачей и воспитателей и больше нигде.

Злополучную банку я хотел было сунуть где-нибудь в конюшне, хоть в ящик с опилками или еще куда, но ничего подобного здесь не оказалось. Только голые стены и пустые ясли. Кстати, расположенные слишком низко. Просто не конюшня, а пустыня какая-то. Если бы не витавшие тут запахи, то можно было бы подумать, что это огромное помещение необитаемо.

Выйдя из полумрака на яркий солнечный свет, я зажмурился и решил двигаться сначала к тому единственному месту, которое я хотя бы условно мог считать своим. К тренерскому домику. А уж после этого искать Густава и выяснять отношения.

Я не бежал, но двигался достаточно быстро, охваченный гневом и нетерпением. Громко топая, взбежал по ступенькам, рванул на себя дверь и, когда очутился внутри, сначала увидел свой распахнутый сундук, а потом отключился.

Видимо, не надолго.

Потому что когда истошный крик достиг моего сознания и я открыл глаза, пятно желтой дряни на полу все еще расплывалось, шевелясь как живое.