Галина Уланова - [45]

Шрифт
Интервал

«Сознание, что твой труд принес радость людям, и есть лучшая награда за все муки бесконечной репетиционной работы, за тренинг и муштру ежедневных занятий, за все бесчисленные и часто бесплодные эксперименты, искания, пробы при подготовке каждой новой роли, каждого нового спектакля, каждого возобновления старого балета».

Федор Лопухов отметил: «Ученица Уланова… всегда танцевала, словно не замечая окружающих, как будто бы для себя самой, сосредоточенно погруженная в свой особый духовный мир». Вера Красовская свидетельствовала: «Зрители школьных спектаклей ее сразу узнали: танец светел, плавен, легок. В его сосредоточенности своя гармония, свой задумчиво тихий мир. Огорчавшая прежде сдержанность обернулась здесь поэтически многомерной загадкой».

Особенно же интересно свидетельство Семена Розенфельда: «Галина Уланова как артистка в школе почти не раскрылась, точно она нарочито, до поры до времени, скрывала свой подлинный талант… Может быть, ее большое дарование, самый масштаб ее таланта не находили достаточного простора на маленькой школьной сцене; может быть, юная артистическая скромность сдерживала ее; но так или иначе — только с выходом на большую сцену, сразу же на выпускном спектакле, она вдруг вспыхнула огнем такого таланта, раскрыла такое богатство внутреннего содержания, которые безошибочно говорили о художественной индивидуальности, подлинной артистической силе».


Двенадцатого апреля в обветшалом спектакле «Ручей» Делиба выпустилась Марина Семенова. Она выдала такой блистательный результат «вагановской школы», что все ахнули. Уланова в тот памятный вечер была немного причастна к триумфу Марины, станцевав одну из бабочек.

Семенова явилась для Агриппины Яковлевны точкой отсчета ее выдающейся преподавательской карьеры. Уланова трезво оценила альянс подопечной и наставницы: «Великой ученицей Вагановой была Марина. Всё, что все мы делаем, это ее пример. Где тут Ваганова, где гений Марины — я не знаю и знать не хочу».

Гордый танец Семеновой, отринувшей кокетливую манерность и бессмысленную улыбчивость, упразднил настоятельные попытки новой власти сдать старый балет в архив. Юная артистка со зрелой хваткой приступила к своей миссии: ни на йоту не нарушив традиционный язык классических па, она переосмыслила старый репертуар. Благодаря ее таланту спектакли бывшего императорского балета поменяли «классовую принадлежность» и влились в бодрые ряды «правильных» произведений революционной эпохи.

Театровед Виктор Ивинг точно подметил, что «Семенова принадлежит к числу тех артисток, чье дарование сложилось уже после революции», и ее «ясное, общепонятное и простое» искусство отвечало культурной политике партии. Остальным балетным силам надлежало следовать «идеологическому образцу».

И всё же, писал А. А. Гвоздев, «ее танец — завершение и вместе с тем возрождение лучших, но очень старых традиций. Он не указует на будущее, не раскрывает путей к новым исканиям, не сулит воплощения современности». Пытливый ум молоденькой Улановой интуитивно отстранялся от волевых героинь Семеновой. Марина казалась волшебницей прежней хореографии, Галя — напротив, богиней зарождающегося балетного направления.

Увидев в конце 1930 года Семенову в «Баядерке», Галина Сергеевна написала:

«Она поразила меня как никогда прежде. Она заставила меня как-то необыкновенно сознательно воспринять балет. Я «вдруг» увидела балерину в расцвете физических, духовных, артистических сил. Этот спектакль как бы демонстрировал материализованный идеал балерины. В ее исполнении не было ничего лишнего, только необходимое, только то, что должно быть. Всё ее тело было наполнено музыкой. Необыкновенно красивые линии, пропорции фигуры, логика внутреннего развития образа — всё шло «от тела», еще в школе очень правильно поставленного под руководством А. Я. Вагановой».

В ленинградском доме Улановой почетное место занимала фотография Марины Тимофеевны. Она рассказывала, как однажды в 1930-х годах во время экзерсиса открылась дверь и вошла Семенова; Ваганова и все присутствующие в классе замерли — появилось «божество».

В начале 1990-х годов Семенова, встретив в театре Уланову, сказала:

— Галя, у меня дома висят только три портрета: твой, мой и Тальони.

— И достаточно! — последовал невозмутимый ответ.

Действительно, в квартире Семеновой красовалась картина, запечатлевшая Уланову в роли Одетты. «Галюшка не захотела покупать этот портрет у художника. Не понравился. А я приобрела», — лилейным голосом поясняла Марина Тимофеевна.

После переезда в Москву Галина Сергеевна уже не считала нужным украшать свое жилище семеновским изображением, хотя для литографии Марии Тальони и на новых стенах нашлось место.

В 1954 году Юрий Завадский записал:

«Дома: после спектакля — обмотки на ногах…

Ни кровинки.

Что нужно? — Ничего.

Никогда не довольна полностью.

Неожиданно: «Марина — почти у нее гениальное тело. У нее всё от Бога. Я взяла трудом. Ей всё давалось легко».

Труд. Пока не добьется — ну, еще раз».

Карьере Семеновой вредили эта легкость и врожденная импульсивность. Она постоянно впадала в крайности: переживала то эмоциональное горение, то полную апатию. Галя видела, что при неуравновешенной натуре техника никуда не приведет и Марина останется легендой конца 1920-х. Уланова искала свой путь.


Рекомендуем почитать
Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.


Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.