Галицко-Волынская Русь - [206]
Не сидел, сложа руки, и галицкий князь Михаил Всеволодович. Он, как мы уже видели, пытался завязать отношения с германским императором, а также искал союзников в пределах Руси. Нам представляется, что в связи с этими шагами Михаила находится неожиданное вмешательство в южнорусские дела новгородского князя Ярослава Всеволодовича. Вопрос этот крайне запутан ввиду наличия разноречивых показаний источников и разногласия среди исследователей[2894]. Более предпочтительным выглядит решение М. С. Грушевского следовать показаниям Галицко-Волынской летописи как первоисточника для составителей позднейших сводов, старавшихся по-своему переосмыслить стремительный бег южнорусских событий[2895]. Галицкий летописец сообщает: «И потомь приде Ярославъ Соуждальскыи и взя Киевъ подъ Володимеромъ»[2896].
Это известие помещено в статье 6743 (1235) г.[2897], но в контексте событий, относящихся к 1238 г. Этим годом датируют взятие Ярославом Киева и новейшие издатели Галицко-Волынской летописи[2898]. Однако, на самом деле, упомянутое событие должно было произойти раньше. В Новгородской Первой летописи младшего извода находим несколько отличную от южнорусской версию похода Ярослава (правившего тогда в Новгороде[2899]) на Киев: «В лето 6744. Поиде князь Ярославъ из Новаграда къ Киеву на столъ, понявши съ (поимя со, — по Академическому и Толстовскому сп. — А.М.) собою новгородцовъ болших муж: Судимира въ Славне, Якима Влунковица, Костя Вячеслалича, а новоторжець 100 муж; а в Новеграде посади сына своего Александра; и, пришедши, седе в Киеве на столе; и державъ новгородцовъ и новоторжанъ одину неделю и, одаривъ, отпусти прочь; и приидоша вси здрави»[2900].
Достоверность датировки Новгородской Первой летописи (1236 г.) подтверждается другим сообщением, помещенным под тем же годом сразу после известия о походе на Киев: «Того же лета пришедше безбожный Татарове, плениша всю землю Болгарьскую и град их Великыи взяша, исекоша вся и жены и дети»[2901]. Речь здесь идет, несомненно, о походе войск Батыя на Волжскую Болгарию, начавшемся осенью 1236 г.[2902] Значит, поход и взятие Киева Ярославом Всеволодовичем следует отнести к весне — лету 1236 г.[2903]
Историки давно заметили, что за вмешательством Ярослава в дела южнорусских князей кроется какой-то тайный сговор, и что переяславско-новгородский князь тем самым выступал на стороне одного из участников конфликта на Юге. Η. М. Карамзин полагал, что княживший в Киеве Владимир Рюрикович должен был уступить свой стол Ярославу «в следствие переговоров Данииловых с Великим Князем Георгием (Юрием Всеволодовичем. — А.М.)»[2904]. Историк, таким образом, дает понять, что Ярослав действовал на стороне Даниила. Более определенно эту мысль проводит Н. А. Полевой: Даниил «решился искать союза с Георгием Всеволодовичем и Ярославом новгородским, Василько, брат его, был женат на дочери Георгия… Даниил, Георгий и Ярослав объявили Владимиру, что он должен оставить Киев»[2905]. По мнению С. М. Соловьева, «в дела юга» Ярослав вмешался «не для того только, чтобы дать перевес Мономаховичам над Ольговичами», но и в собственных видах[2906]. Союз Романовичей с Ярославом и Юрием Всеволодовичами, направленный против Михаила Черниговского, допускал и В. Т. Пашуто[2907].
Дальнейшее развитие это предположение получило у А. А. Горского: Ярослав занял киевский стол в результате договоренности с Даниилом Романовичем и Владимиром Рюриковичем, последний не мог в одиночку удержать Киев, поэтому не исключено, что «в 1236 г. было установлено нечто вроде дуумвирата конца XII столетия — Ярослав владел Киевом, а Владимир — Киевской землей»[2908].
Для обоснования своей догадки историк утверждает, будто Ипатьевская летопись «упоминает о пребывании Владимира (после возвращения из плена) у торков»[2909], однако это не соответствует действительности. На самом деле, ни о каком пребывании и тем более княжении Владимира у торков в источнике нет ни слова. Летопись говорит только, что Владимир (вернув себе киевский стол) отправил в помощь Романовичам, воевавшим с Михаилом Всеволодовичем и болоховскими князьями, отряд торков во главе с воеводой Даниилом Нажировичем[2910]. Использовать воинство торков для целей своей политики было привилегией киевских князей. По словам В. Т. Пашуто, их «привлекали к внутренней междоусобной борьбе те из князей, которым довелось держать Киев. С разрешения магистрата их водили на Полоцк, на суздальцев, использовали и против половцев… Этот порядок дожил до монгольского нашествия: в 30-е годы XIII в. князь Даниил Романович держал Торческ, помогая Киеву против Чернигова, а киевский Владимир посылал торков ему на помощь»
