Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - [41]

– Я готов доказать вам обратное, – загорелся Новосад, – предлагаю решить наш спор соревнованием. Я буду стрелять с прямой руки, а вы с согнутой.

Вызов какого-то юнца в форме прапорщика с глупыми представлениями о стрелковом искусстве серьезно задел самолюбие обладателя многих призов и кубков.

– Я думаю, разница в уровне нашей подготовки не позволит определить истину, но если мой результат вас в чем-то убедит, то пожалуйте. Какое упражнение вы предпочитаете?

– Все равно, на ваше усмотрение, – лихо бросил прапорщик, – если желаете, можно и по-македонски[85].

– Ну что ж, давайте выберем классический вариант – семь выстрелов по австрийской мишени с белым кругом диаметром в сантиметр. Это мишени международного образца. Вам приходилось стрелять по ним? – оценивающе взглянул на Новосада штабс-капитан.

– Для меня это не имеет никакого значения, – самоуверенно бросил прапорщик, загоняя патроны в обойму своего браунинга образца 1900 года.

Штабс-капитан достал из кобуры начищенный до блеска австрийский револьвер «раст-и-гассер» и подошел к соседней стойке. Присутствующие на стенде офицеры прекратили стрельбу и с любопытством наблюдали за единоборством. Ширмо-Щербинский и Дашевский приготовились к позорному проигрышу своего младшего товарища и в душе осуждали его за чрезмерную самонадеянность, хоть и вызванную благородным стремлением защитить честь отделения.

На серию в семь выстрелов стрелкам было выделено тридцать секунд. Команду на изготовку взялся отдавать еще один завсегдатай тира, начальник Школы военных, сторожевых и санитарных собак во Львове статский советник Лебедев.

Интенсивные упражнения по стрельбе в военном училище не пропали даром для Новосада: он первым закончил стрелять, довольно кучно уложив все семь пуль в середине мишени. Штабс-капитан распределил отведенное время на выстрелы более равномерно. Хладнокровно и без напряжения он посылал одну за другой пули в центральный круг с семеркой. Чтобы победить, перед последним выстрелом ему достаточно было просто попасть в мишень. Но когда он плавно дожимал спусковой крючок, рядом с тиром вдруг громко бухнул миномет. Рука опытного стрелка дрогнула, и пуля прошла мимо мишени.

С растерянным видом штабс-капитан еще некоторое время стоял, не опуская руки, не в силах осознать, что допустил такой досадный промах.

Не скрывая удовлетворения от исхода спора, Ширмо-Щербинский предложил «в силу непредвиденного обстоятельства» оставить соревнование без победителя.

Но это предложение сделало Лях-Невинского еще более бледным. Аккуратно уложив револьвер в кобуру и сухо процедив сквозь зубы «Честь имею», он спешно покинул стенд.

По дороге со стрельбища Корецкий поздравил Новосада за благополучный выход из двух конфузных ситуаций.

– И в обоих случаях Стасик проявил мужество и самообладание, – подчеркнул Дашевский.

Ширмо-Щербинский же про себя пожелал поменьше подобных волнений от ухарских инициатив своих подчиненных.

Глава 26 На конспиративной квартире

Ответ из Ставки в отношении полковника Алексеева не заставил себя долго ждать. Там крайне серьезно отнеслись к полученной информации в отношении старшего офицера штаба фронта и настаивали на срочном принятии всех необходимых мер для окончательного установления его возможной причастности к шпионажу. Сообщалось, что для этой цели из Варшавы командируются два наблюдательных агента. Также был получен ответ из штаба Одиннадцатой армии в отношении младшего участника нападения на Белинского, Словинского. Сообщалось, что он имеет большое сходство с разыскиваемым по подозрению в шпионаже жителем местечка Сколе Игнаци Плазой, родственником сбежавшего венгерского барона Гределя, по слухам еврея, владельца местных лесопилен, каменоломен, кирпичного завода и прочего. Указывалось, что Плаза был замечен в выведывании секретных сведений у нижних чинов российской армии, которые останавливались на шоссе Сколе – Козювка, чтобы купить в лавочках табак, спички. Он также информировал противника о перемещении российских войск, разжигая костры под видом уничтожения хвороста или унавоживания почвы для новых посадок.

С полученными телеграммами Белинского ознакомил Дашевский на очередной встрече на явочной квартире. Она располагалась на Сапеги[86], двенадцать, – прямо напротив одной из главных львовских тюрем. Бывший хозяин квартиры – владелец колбасной фабрики Сильвестр Герасимович еще в сентябре был арестован за украинофильскую пропаганду. И хотя он сбежал и находился в розыске, этим обстоятельством пренебрегли по причине близости квартиры к тюрьме и жандармскому управлению, куда почти ежедневно по делам службы приходилось наведываться офицерам отделения.

Дашевский информировал капитана, что на очередных допросах «школьный учитель» и его подельник ничего нового не сообщили и продолжали упорно держаться своих легенд.

– А что вы думаете о вашем соседе? – спросил Дашевский. – Не связан ли он с ними и не укрывались ли они у него перед тем, как прийти к вам? Ведь был комендантский час.

Капитан задумался. Он уже успел хорошо познакомиться со старым русином, особенно когда им двоим пришлось практически выживать, чтобы не замерзнуть в холодном доме. Это случилось в период, когда во Львове внезапно закончились запасы топлива и, спасаясь от холода, горожане разбирали деревянные постройки и заборы, вырубали деревья на улицах и в парках. Уголь уже давно не доставлялся в двухсоттысячный город, как прежде, из Силезии, а после реквизиции всех лошадей обеими воюющими сторонами не на чем было завозить и дрова из окрестных лесов. Российское командование же не спешило доставлять во Львов стратегическое сырье: на фронте не все складывалось удачно и существовала угроза сдачи города. Тогда стали закрываться неотапливаемые казенные учреждения и торговые заведения, рестораны и гостиницы. Под угрозой закрытия оказались газовый, электрический и водопроводный заводы. В девяти военных, двух австрийских и четырнадцати госпиталях Красного Креста топлива оставалось всего на несколько дней. Пытаясь исправить положение, губернатор Бобринский обратился к главному начальнику снабжения фронта с настоятельной просьбой срочно предоставить ему из киевских железнодорожных мастерских тридцать вагонов с паровозом и шестьдесят пар узкоколейных осей для подвоза топлива из других городов Галиции. Но получил отказ с разъяснением: губернатор, дескать, своими силами не сможет организовать производительное использование подвижного состава.