Галичина и Молдавия, путевые письма - [7]
Спрашивает меня мой кельнер, чего мне угодно. Есть я не хочу, потому что устал, кофею только что на станций напился, в покупках не нуждаюсь; “etwas hubsches wunchen sie”? (хорошенького хотите?) – Чего такого? недоумеваю я.
– Ganz ordentiches... (очень порядочное), внушает мне мой еврей.
– Да что такое? Я не понимаю!
– Fir unterhaltung! (позабавиться), поясняет он. Меня, наконец, озаряет: я понимаю, чем он потчует и какого рода услуги мне предлагает. Сказал ли я какое-то выражение, шевельнулся ли я как-нибудь особенно, только еврей отступил шага на два назад и стал извиняться. Когда он вышел, я остался в полном недоумении: где я ни бывал, куда я ни заезжал, никогда ни один половой не делал мне подобных обязательных предложений; это принято только в России и в Польше – ergo, польская цивилизация не может иметь претензий на превосходство перед нашею. Здесь евреи навязываются с подобными угощениями человеку, который только что приехал в город; стало быть, общественная нравственность Перемышля стоит довольно невысоко. Не стали бы евреи угощать товаром, который не в большом ходу: запрос порождает предложение, предложение порождает запрос – так учит политическая экономия. Кто виноват в упадке здешней нравственности, покуда не знаю, но постараюсь добиться.
Я вышел на крылечко. Утро было так хорошо – мне хотелось подышать свежим воздухом после духоты и тесноты вагона, в котором я провел ночь. Мимо меня то и дело проходили поляки, возившиеся около бричек: это какие-то разночинцы, вроде наших мещан, отставных солдат, старых дворовых – одни только с усами, другие с усами и с бакенбардами, в долгополых холщевых сюртуках, в больших сапогах. Этот класс людей носит здесь преимущественно чамарки, разумеется, без всякой политической цели, и что-то в роде конфедераток – четырехугольные черные колпаки с козырьком. Надо признаться, что это незаконное сочетание народной польской (и великорусской) шапки с немецким картузом вовсе не красиво, но, должно быть, в большом ходу: даже школьники носят такой же убор на своих юных головах. Народ, то есть, хлоп, щеголяет в соломенных и поярковых шляпах с широкими полями. Такие шляпы распространены по всем отрожьям Карпат и по низовьям Дуная между валахами и молдаванами, костюм которых вообще сильно сбивает на южнорусский.
Восседание мое на крылечке несколько смутило спокойствие честной компании, трудившейся около бричек. Они, очевидно, ломали голову: пан я или не пан, и нет ли чего ясновельможного под моим порыжелым пальто. Я из того это заключаю, что проходя мимо меня, они каждый раз снимали шапки, и снимали их как-то беспокойно, точно совесть их была нечиста – следует кланяться или не следует вертелось у них в голове и они на всякий случай проходили мимо меня без шапок. Этого опять я не видал ни в христианской, ни в турецкой Европе; даже у нас, сколько я знаю Россию, это ломанье шапок перед всяким, кто одет не мужиком, далеко не так в обычае. И это, опять-таки, не австрийцы ввели – это еще старая Польша живет с ее панами дворянами, с меценатами и клиентами – тут нет понятия об англосаксонском “selfhelp” и о нашем “ой, дубинушка охни!” здесь все стали факторами друг у друга, никто ничего не делает, всякий рассчитывает на ласку другого, прежде чем на свои “могутны плечи”.
Перемышль (или Пшемысль, как говорят поляки) город очень и очень маленький: в полчаса его можно весь исходить; но мало я знаю городов, которые лежали бы в такой красивой долине, как эта кучка домиков. Виды везде великолепные. Река Сян (Сан по польски) вьется как лента, тополя, яворы, березы торчать там и сям по канавкам нив; кой-где белеют халупы мазуров – здесь польское население граничит с русским. Костелы смотрят в небо своими маковками в форме луковиц – любимая форма и у нас и у западных славян: южные славяне вовсе ее не знают. Пропасть баб и мужиков разгуливает по городку. Это народ очень бедный, большею частью босой, в белых холщевых свитах, покроем точно таких, как наши армяки. Рубахи с прямым воротом. Бедность их видна во всем: суконные свиты – редкость, расшитных рубах я почти вовсе не видал в Перемышле. Даже по кабакам мало они сидят – неурожаи были в последние годы, набор, да еще подати разоряют: здесь почти каждый платить правительству треть (это я не ошибаюсь, что пишу треть) своего дохода. Чем жить этой стране? А на ней еще лежит 300,000 евреев, людей, которые сами ничего не производят, ничему не учат жителей, которые, по умственному развитию стоят не выше мужика, а по нравственному очевидно, ниже, и которых все занятие состоит только в том, чтоб купить вещь у одного здешнего производителя и продать ее другому. Они живут положительно в ущерб краю. У них нет ни фабрик, ни мастерских – потому что лучше и не говорить, какие они столяры, портные, сапожники; у них домов даже нет – они вовсе не охотники строиться. Вечно пускают они деньги в обороты, вечно богатеют и разоряются, разоряются и богатеют, и на все бросаются и ни за что толком не берутся. Когда я гляжу на здешние уличные сцены, мне все сдается, что евреи попали сюда вовсе не несколько веков назад, а много, много с месяц. Как они пришли, так и остались в дорожном, оборванном платье; так и квартиры их устроены на скорую руку, полы не метены, вещи не прибраны. Они сами не знают, останутся они тут или завтра выберутся на все четыре стороны; поэтому, они ничем и не обзаводятся, а чтоб время не тратить по пустякам, ходят себе по улицам может быть, не тут, так там, понадобится кому-нибудь фактор или что можно купить дешево. По крайней мере, таково мое первое впечатление. Если я ошибаюсь и если замечу в чем бы то ни было свою ошибку – я исправлю ее в следующих письмах.
В избранное, в двух томах, Станислава Ломакина вошли публицистические, литературоведческие, философские статьи и рассказы, написанные им за 10 лет. Некоторые статьи и рассказы были опубликованы в периодической печати: журналах, научных сборниках, газетах. В них ученый и писатель осмысливает минувшее время, нравственное обоснование незабвенности, память о деяниях, совершенных людьми, которые не приемлют навязанной им участи. Они стоически сопротивляются обстоятельствам и вопреки неудачам пробуют взламывать устоявшиеся стереотипы поведения, не обольщаясь ожиданием вполне благополучного исхода.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Личная жизнь людей, облеченных абсолютной властью, всегда привлекала внимание и вызывала любопытство. На страницах книги — скандальные истории, пикантные подробности, неизвестные эпизоды из частной жизни римских пап, епископов, кардиналов и их окружения со времен святого Петра до наших дней.
Дети Сети – это репортаж из жизни современных тинейджеров, так называемого поколения Z. Загадочная смерть, анонимные чаты в дебрях даркнета и вчерашние дети, живущие онлайн и мечтающие о светлом будущем. Кто они, сегодняшние тинейджеры? Те, чьи детство и юность пришлись на расцвет Instagram, Facebook и Twitter. Те, для кого онлайн порой намного важнее реальной жизни. Те, кто стал первым поколением, воспитанным Интернетом.
Эпический по своим масштабам исход евреев из России в конце двадцатого века завершил их неоднозначные «двести лет вместе» с русским народом. Выросшие в тех же коммунальных квартирах тоталитарного общества, сейчас эти люди для России уже иностранцы, но все равно свои, потому что выросли здесь и впитали русскую культуру. Чтобы память о прошлом не ушла так быстро, автор приводит зарисовки и мысли о последнем еврейском исходе, а также откровенно делится своим взглядом на этические ценности, оставленные в одном мире и приобретенные в другом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.