Галичина и Молдавия, путевые письма - [58]

«Если “Слово” часто затрагивало вопрос о существовании и о несуществовании целого галицко-русского народа, то оно вынуждено было на это, – потому что того требовало общественное мнение народа, а если б мы видели, что “Слово” не затрагивает жизненнейшего нашего вопроса, т. е. не поддерживает нашей народности, то мы на него не подписывались бы. Что толку человеку во всем его благосостоянии, если ему грозит смерть? Поэтому и существование народа имеет такое значение, перед которым все другие вопросы отступают на задний план.»

«Стремление “Газеты Народовой” клонится только к тому, как бы русский народ лишить его народности. Стремление это очевидно. Сперва надо искоренить русский язык, потом русское богослужение, и дело затем будет легкое.»

«Идет дело о том, чтоб из русских выделать поляков и на их плечах поставить Польшу в старых границах. Какова будет эта Польша, можно видеть из того, что мазуры, уже самые коренные поляки, даже и знать о ней не хотят.»

«“Народовка” говорит: уступка полякам страшное огорчение “Слову”. Как же она, бедная, ошибается! Уж если кто, то именно мы, русины, желаем полякам наибольших наиобширнейших, благ, как в материальном, так и в моральном отношении. Каждый день молимся: “Ненавидящих и обидящих нас прости, Господи”; а Narodow-ке “дай знание и опамятание”.»

«Но любовь к ближнему так далеко не заходит, чтоб позволить скривдить себя в том, что всего дороже; у нас есть обязанности к нашему народу, и то, что нам передали целым наши предки, мы должны целым передать нашим наследникам, а именно: веру нашу русскую, народность русскую, язык русский, грамоту русскую и нашу русскую землю, со всеми принадлежащими ей правами и преимуществами.»

«“Народовка” пишет: “Slowo narzeka na ucisk Rusi, jezeli gmina bedzie miec prawo o jezyku uchwalac” (“Слово” жалуется на притеснение Руси, если община будет иметь право решать вопрос об официальном языке). И тут она ошибается. И “Слово” и все мы стоим на том, чтоб это делалось честно и добросовестно. Но, к сожалению, нельзя не сказать что польская опека так далеко распространилась на сельское население, что оставила его в величайшем невежестве, так, что оно не может даже обороняться против злоумышленных происков, потому что его понятия о праве совершенно ребяческие.»

«Забыла что ли “Narodowka”, как говорилось: “ja niechce aby chlop unimal czytac, aby mie nie procesowal” (“не хочу я, чтобы хлоп умел читать: он мне еще процессы будет делать”)? Боится, что ли, правый человек процессов? А если, помимо того, выучивался хлопец у дьяка читать, то его мандаторы (управители имений, приказчики) в наказание в рекруты сдавали. От такой-то опеки глубокая темнота обняла народ, а панове поляки, пользуясь ею, говорили хлопу: “а як вы хцеце, бы до вас писано? не правда, же так, як тэ-раз до вас мовемы, а бы-сьце розумели? а може по немецку?”, на что темные люди, разумеется, отвечали: “а так, так! мы не умеем по-немецки”.»

«Панове поляки не могли в восемнадцать лет научиться русской азбуке, когда ребенок в третьем классе гимназии в полчаса выучивается греческому алфавиту, а через час уже и читает...»

«При таких заявлениях отвращения и злобы ко всему русскому, и при силе, которую имеют панове ляхи, при темноте простого народа, в какую его погрузили ляхи, можно разве рассчитывать, что русская община всегда так решит, как того требует сама природа, правда и разум? А когда народолюбцы глаза раскрывают общине, что говорит “Narodowka”? “swietojurcy-popi do niczego niech sie nie mieszaja, jeno do cerkwi” (“святоюрцы-попы пусть ни во что не мешаются: их дело только церковь”). Разумеется, это не касается ksiedzow...»

«Раз, что ли, бывало, что, как русский человек заговорит с паном поляком по-русски, так и услышит от него неприятности? Удивительно ли, что громадянин, не могучи еще освоиться с конституционными идеями и все еще труся нагайки, мучится, коверкает слова, чтоб в окружном правлении говорить будто по-польски, тогда как дома, в громаде и с священником, другого языка, кроме русского, и не употребляет.»

«А не видели мы, что ли, как на сейме наши послы (депутаты) хлопы отлично говорили по-русски и домогались русского языка в громадах и в школах? Нужно тут еще спрашивать русские громады, какого они себе языка хотят? А хочется вам, панове поляки, спрашивать – ладно, так спрашивайте, как мы уже сказали, у таких людей, которые пользуются доверием народа и не хотят баламутить его бесчестными проделками. Само собою разумеется, что перекинчиков мы к русинам не причисляем. Здравый разум говорит, что громада иначе присудить не может, как: где gmina polska, там язык польский, а где gmina ruska, там язык был бы русский, а где gmina mieszana, язык был бы и польский и русский. Но, чтоб не поступалось так справедливо, уже теперь Narodowka начинает терроризовать чиновников, что удалены будут те, которые непреклонны к исключительно польскому элементу, в чем “Narodowka” возлагает надежду на графа Голуховского... Мы не знаем польского правительства, мы признаем только правительство его величества императора Австрии.»