Галичина и Молдавия, путевые письма - [3]

обвиняет и Россию как мать, забывшую о существование своих сыновей, оторванных границами. И в этом была большая доля правды – ведь Россия при разделе Польши больше озаботилась получением центральных земель самой Польше, чем своих исторических земель на юге, но видно, в окружении царя уже отдавали себе отчет о проблемах связанных с присоединением Галиции к России. Подтверждением можно считать записку Дурново, когда непосредственно перед Первой мировой войной правый черносотенец бывший министр Петр Николаевич Дурново взывал к царю Николаю Второму с предостережением: - «Государь! Единственным призом в этой войне может быть Галиция», но «только безумец может хотеть присоединить Галицию.Кто присоединит Галицию, потеряет империю...»

Благодаря большевикам, заигрывавшим с национально освободительным движением и их полной безграмотности в отношении сути украинского сепаратизма,– а теперь уже сформировавшемуся украинскому национализму была предоставлена огромная территория и аудитория для распространения своих разрушительных идей. Вершиной глупости по незнанию сути украинства, стало присоединение Галиции к Украине Сталиным, который очевидно записку Дурново николаю 2 - не читал и отметил свою деятельность этой фатальной ошибкой для судьбы Украины, да и России тоже. Я могу лишь повторить обращение Василия Ивановича Кельсиева: - сегодня самим сознательным украинцам всего лишь ради самосохранения надо изучить вопрос о сути украинства и понять его гибельность. Ведь само слово Украина – это лозунг об отделении юго-западной части от основы единого организма, под которым надо считать народ единый русский. Сознательное самоназвание польским словом «украiнец» означает признание себя самого сепаратистом Русского мира.

Надеюсь, читатели в книге Галичина и Молдавия, путевые письма Василия Кельсиева[2] найдут ответы на многие вопросы, на роль главного из которых ситуация на Украине выдвинула вопрос об истоках украинского сепаратизма, основной работой по которому считается монографию американского ученого Николая Ульянова Происхождение украинского сепаратизма, изданная в 1966 году в Нью-Йорке.

О судьбе фотографий, сделанных Кельсиевым во время его путешествия, нам ничего не известно, хотя он упоминает о них в тексте. Первое издание путевых писем в 1868 году вышло без иллюстраций, которые могли бы дополнить его описания быта жителей, которых он изучал во время своего путешествия. Я взял на себя смелость дополнить тест писем иллюстрациями этнографического характера и, главное, – картами, поясняющими маршрут Кельсиева и историю южных русских, коренные территории которых часто переходили из государства в государства.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Представляя читателям собрание моих писем из путешествия по Галичине и Молдавии в 1866 – 1867 гг., я считаю не лишним сказать несколько предварительных слов. То, что я рассказываю об этих странах, вынесено мною не из библиотек, а из личных наблюдений. Я рассказываю о Галичине и Молдавии так, как я сам к ним мог отнестись, и мой читатель волей-неволей заметит, что я относился к ним настолько искренно, насколько это было возможно. Я рисую картину того, что видел, и рассказываю то, что понял. Если отзывы мои о положении дел в Галичине, о поляках и евреях кому-нибудь покажутся несправедливыми, то журнальной полемики я с ним не подыму, покуда мой оппонент сам не потрудится исследовать эти малоизвестные края. И так вся моя книга основывается исключительно на моих личных наблюдениях, и в чем я не прав и в чем я могу ошибаться как человек, пускай оппоненты мои проверят на месте. Затем, к вопросу о евреях, поднятом мною, сделано несколько подстрочных примечаний в ответ на нападки, которыми меня угостили некоторые органы нашей печати; прибавлю здесь одно – что этот вопрос чисто русский, и что мы в нем не можем руководиться примером Западной Европы, хоть бы по тому одному, что во всей Западной Европе число евреев ничтожно, а у нас они – сила и власть, и вопрос об них касается нас слишком близко, притом западные верования и западные принципы для нас в данном случай далеко не указка.

В ответ господам украинофилам я не скажу ничего – с сектантами мудрено спорить, – но пусть же они изучат вопрос и пусть поймут, что теория их гибельна, и что они ведут не только южный народ, но и все славянство, к тому разрыву и к той розни, которая им вовсе не желательна. Я вполне убежден, что украинофилы люди честные, и что намерение их честное, но эти люди увлекаются и приходят из увлечения к абсурдам.

Обстоятельства, рассказанные в этой книге, а именно моя высылка из Галичины, не дали мне возможности изучить край так, как бы мне хотелось. То, чего я не узнал о поляках и о евреях в Галичине, я постарался узнать в Молдавии. Нужно было или отказаться от изучения вопроса или изучить его там, куда судьба загнала. Насколько я прав, насколько я ошибаюсь, сам я, разумеется, не знаю, но, повторяю, пусть же те господа, которые со мной захотят спорить, изучат вопрос на месте.

Если на меня станут нападать за то, что в моей книге нет последовательности, что первые главы полны археологическими и библиографическими заметками, а в последних нет ни того ни другого, то происхождение ее, как отдельных писем, корреспонденций в газету, объясняет ее недостатки. Я не знаю, лучше ли бы я поступил, предав забвению эти письма, чем поступаю теперь, отпечатывая их отдельной книгой; но знаю только то, что если бы я не перепечатал моих писем, то у нашей русской публики не было бы ровно ничего, ровно ни одной книги о Галичине, об этом совершенно для русской публики неведомом русском крае. Я был в нем тем, что называется на дальнем западе Америки пионером; я дорогу проложил, пусть идет теперь по ней кто хочет и пусть пишет о Галичине книгу дельнее и серьезнее моей. Я первый обрадуюсь тому, если этот забытый и забитый край русской земли вынырнет из омута неизвестности и из тины нелепого и бестолкового сочувствия. Сочувствие краю может основываться только на знании его. У нас сочувствуют Галичине, как сочувствуют всем славянам, не зная, о чем идет дело, не понимая ее болей, не зная ее скорбей.