Галичина и Молдавия, путевые письма - [125]

Шрифт
Интервал

Заведение в Молдавии униатских церквей рядом с костелами, не только поддержало бы русскую народность, но даже на нравственность и ее, и польской, подействовало бы весьма благодетельно. Поп не ксендз. У попа (наши униатские священники титулуют себя попами) есть семейство; он человек знающий, по собственному своему опыту изведавший все житейские отношения, и потому он не чужой людям. Он не будет сидеть взаперти зная что вокруг него кишит страшный разврат, что беспутство овладело его паствою; а униатский священник – обыкновенно очень развитый и гуманный человек, да, наконец, если б он и плох был, как личность, то над ним есть благочинный (декан). Покойный львовский митрополит Григорий Яхимович завел между униатским духовенством один пустой порядок, уже перешедший, по счастью, в обычай. Благочинный, ревизуя своих подчиненных священников, допрашивает их, что каждый из них сделал для украшения своей церкви, для школы, для общественной нравственности и т. д., за истекший год, и на всякое показание требует фактических доводов. Нечто в этом роде и у нас делается, но у нас результат выходит не такой. Во-первых, благодаря снисходительности наших епархиальных начальств, у нас ставят в священники людей, кончивших курс только в семинарии, и, стало быть, людей недостаточно еще развитых, за что наша церковь и расплачивается расколами. Другое, наше духовенство, вследствие его прежней привязанности к старому обряду, да еще благодаря герцогу Бирону “и компании” с потомками, утратило много самостоятельности. Из всего этого и вышел тот беспорядок в нашем епархиальном управлении, о котором так много писали; а его вовсе нет у галицких униатов, потому что тамошний священник самостоятельнее нашего, не говоря уже о бесконечной разнице в личном развитии между галицкими попами и большинством наших. Стало быть, пока наше духовенство, говоря вообще, еще не готово на деятельную борьбу за православие и за нравственность, пусть хоть униатское отстаивает Землю Русскую.

Уния вовсе не такая дурная вещь, какою ее у нас считают. Страшен сон, да милостив Бог. Рим сделал страшный промах введением уний. Он забыл, что у палки два конца и что кочерга, которая загребает уголья в левую сторону, точно также легко загребает их и в правую. Православный может не заметить даже, что он сделался униатом, и католик может пойти в униатскую церковь, не переставая быть католиком; и как православные, через унию, делались и делаются католиками, так, у ловкого униатского священника, католики, через унию, делаются православными. Если славянам – католикам суждено когда-нибудь сделаться православными, то не иначе, как через унию, через этот перешеек двух исторических церквей. Есть у нас в руках страшная сила, только пользоваться ею мы до сих пор еще не умели, да и не известно, скоро ли уметь будем.

Так как речь зашла о польках и об их нравственности, то нельзя не помянуть об их совершенно оригинальном взгляде на брак. Есть между ними – опять-таки говорю только о простонародьи – слюбные жены и неслюбные жены, т. е. венчанные с их сожителями и не венчанные. Не знаю, венчанье ли утратило у них уважение вследствие беспечности ксендзов, или подействовали на них нравы высших классов, которых они не поняли толком, но результат, во всяком случае, вышел весьма печальный, и я собственными главами вижу, что и гражданский брак – меч обоюдоострый.

Неслюбная жена пользуется у поляков тем же уважением, как и венчанная. Ей все двери отворены; она по гостям ходит; ею никто не брезгает; никто ее даже не упрекнет, что она не была в костеле. Про сожителя своего она говорит мой муж, он называет ее своею женою – но на этом дело и останавливается. Маленькая разладица между не венчанными – и один из них, смотря по обстоятельствам, вылетает за двери. Через несколько месяцев у него другая жена, а у нее другой муж; затем новый развод, новый брак – и так ad infinitum. Понятно, до какой степени это деморализует женщину и насколько она становится способною к деторождению при таких переходах с рук на руки. И в самом деле, в не венчанных браках редко видятся дети, не говоря уже ни о толковом хозяйстве, ни о довольстве. Жизнь ведется точно на станции; ни муж, ни жена не верят в прочность своего союза; она думает только, как бы вымаклачить у него новое платье и сапоги, он держит ухо востро, чтоб не поддаваться ей, и вечно боится, чтоб она его не обокрала – словом, бестолковщина идет страшная.

Долго добивался я, чтоб узнать, есть ли у этих венчанных и не венчанных жен какие-нибудь политические тенденции, оказывается что ровно никаких, кроме суеверного страха перед москалями. Они слышали про нас, как про людей, которые воюют с поляками, ссылают их, отнимают у них имущество, но слышали это, опять-таки, только от простолюдинов, а простолюдины тоже не имеют серьёзной вражды к нам. Простолюдины польские не смотрят на нас, как на врагов их отечества, потому что у них самая идея о независимости их отечества крайне не выяснена. Они относятся к нам, как великий Новгород относился к Василию Буслаеву со товарищами, как стена кулачных бойцов к другой. Чуть выйдет потасовка, каждый и бежит к привычному знамени, по правилу, что своих выдавать не следует; но вражды и ненависти к противнику нет, пока еще эмиграция не довела до ожесточения и не убедила бойца, что он мученик и апостол swietej sprawy. Ненависть к нам и ко всему нашему, доходящая до фанатизма, встречается только в развитейших слоях польского общества, в людях, которые близко знакомы с польскою изящною и историческою литературою. И нельзя опять сказать, чтоб это были люди недобросовестные, или, как у нас любят их называть, иезуиты. Отнюдь нет – они, точно так же, как и чернь, невинные жертвы истории и вообще всего прошедшего Речи Посполитой и Царства Польского. Что было бы со мною, с вами, если б мы выросли на этих книгах и газетах, на этих Шуйских, Ледевелях, Духинских, если б все окружающее нас, каждая песня, каждый роман, каждый разговор, каждое семейное предание – все насквозь пропитано было воспоминаниями и пропагандою о борьбе за независимость? Проверить эти засады, как и всякие другие, не каждый способен, да и не каждый отважится на такое святотатство. И как их проверить? – для этого нужно специальное изучение фактов, годы чтения и годы путешествий; а разве у каждого есть на это и возможность и способность?


Рекомендуем почитать
Избранное. Том 1

В избранное, в двух томах, Станислава Ломакина вошли публицистические, литературоведческие, философские статьи и рассказы, написанные им за 10 лет. Некоторые статьи и рассказы были опубликованы в периодической печати: журналах, научных сборниках, газетах. В них ученый и писатель осмысливает минувшее время, нравственное обоснование незабвенности, память о деяниях, совершенных людьми, которые не приемлют навязанной им участи. Они стоически сопротивляются обстоятельствам и вопреки неудачам пробуют взламывать устоявшиеся стереотипы поведения, не обольщаясь ожиданием вполне благополучного исхода.


Длинные тени советского прошлого

Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.


Интимная жизнь римских пап

Личная жизнь людей, облеченных абсолютной властью, всегда привлекала внимание и вызывала любопытство. На страницах книги — скандальные истории, пикантные подробности, неизвестные эпизоды из частной жизни римских пап, епископов, кардиналов и их окружения со времен святого Петра до наших дней.


Дети Сети

Дети Сети – это репортаж из жизни современных тинейджеров, так называемого поколения Z. Загадочная смерть, анонимные чаты в дебрях даркнета и вчерашние дети, живущие онлайн и мечтающие о светлом будущем. Кто они, сегодняшние тинейджеры? Те, чьи детство и юность пришлись на расцвет Instagram, Facebook и Twitter. Те, для кого онлайн порой намного важнее реальной жизни. Те, кто стал первым поколением, воспитанным Интернетом.


Там, где мы есть. Записки вечного еврея

Эпический по своим масштабам исход евреев из России в конце двадцатого века завершил их неоднозначные «двести лет вместе» с русским народом. Выросшие в тех же коммунальных квартирах тоталитарного общества, сейчас эти люди для России уже иностранцы, но все равно свои, потому что выросли здесь и впитали русскую культуру. Чтобы память о прошлом не ушла так быстро, автор приводит зарисовки и мысли о последнем еврейском исходе, а также откровенно делится своим взглядом на этические ценности, оставленные в одном мире и приобретенные в другом.


Дурацкие войны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.