Гагарин и гагаринцы - [7]

«Заря» напомнила:

— Прошло семьдесят секунд после взлета.

Я ответил:

— Понял вас: семьдесят. Самочувствие отличное. Продолжаю полет. Растут перегрузки. Все хорошо.

Ответил бодро, а сам подумал: «Неужели только семьдесят секунд! Секунды длинные, как минуты».

«Заря» снова спросила:

— Как себя чувствуете?

— Самочувствие хорошее, как у вас?

С Земли ответили:

— Все нормально.

С Землей я поддерживал двустороннюю радиосвязь по трем каналам. Я слышал голоса товарищей, работавших на радиостанциях, настолько отчетливо, как если бы они находились рядом.

За плотными слоями атмосферы был автоматически сброшен и улетел куда-то в сторону головной обтекатель. В иллюминаторах показалась далекая земная поверхность. В это время «Восток» пролетал над широкой сибирской рекой. Отчетливо виднелись на ней островки и берега, поросшие тайгой, освещенной солнцем.

— Красота-то какая! — снова, не удержавшись, воскликнул я и тут же осекся: моя задача — передавать деловую информацию, а не любоваться красотами природы, тем более что «Заря» тут же попросила передать очередное сообщение.

«Слышу вас отчетливо, — ответил я. — Самочувствие отличное. Полет продолжается хорошо. Перегрузки растут. Вижу землю, лес, облака…»

Перегрузки действительно все время росли. Но организм постепенно привыкал к ним, и я даже подумал, что на центрифуге приходилось переносить и не такое. Вибрация тоже во время тренировок донимала значительно больше. Словом, не так страшен черт, как его малюют.

Многоступенчатая космическая ракета — сооружение настолько сложное, что его трудно сравнить с чем-либо известным людям, а ведь все познается путем сравнений. После выгорания топлива отработавшая свое ступень ракеты становится ненужной и, чтобы не быть обузой, автоматически отделяется и сбрасывается прочь, а оставшаяся часть ракеты продолжает наращивать скорость полета. Я до полета не видел ученых и инженеров, нашедших легкое и портативное топливо для двигателей советской ракеты. Но мне, взбирающемуся на ней все выше и выше к заданной орбите, хотелось в эту минуту сказать им спасибо и крепко пожать руки. Сложные двигатели работали сверхотлично, с точностью кремлевских курантов.

Одна за другой, использовав топливо, отделялись ступени ракеты, и наступил момент, когда я мог сообщить:

— Произошло разделение с носителем согласно заданию. Самочувствие хорошее. Параметры кабины: давление — единица, влажность — 65 процентов, температура — 20 градусов, давление в отсеке — единица, в системах ориентации — нормальное.

Корабль вышел на орбиту — широкую космическую магистраль. Наступила невесомость — то самое состояние, о котором еще в детстве я читал в книгах К. Э. Циолковского. Сначала это чувство было необычным, но я вскоре привык к нему, освоился и продолжал выполнять программу, заданную на полет. «Интересно, что скажут люди на Земле, когда им сообщат о моем полете», — подумалось мне.

Невесомость — это явление для всех нас, жителей Земли, несколько странное. Но организм быстро приспосабливается к нему. Что произошло со мной в это время? Я оторвался от кресла, повис между потолком и полом кабины, испытывая исключительную легкость во всех членах. Переход к этому состоянию произошел очень плавно. Когда стало исчезать влияние гравитации, я почувствовал себя превосходно. Все вдруг стало делать легче. И руки, и ноги, и все тело стали будто совсем не моими. Они ничего не весили. Не сидишь, не лежишь, а как бы висишь в кабине. Все незакрепленные предметы тоже парят, и наблюдаешь их словно во сне. И планшет, и карандаш, и блокнот… А капли жидкости, пролившиеся из шланга, приняли форму шариков, они свободно перемещались в пространстве и, коснувшись стенки кабины, прилипали к ней, будто роса на цветке.

Невесомость не сказывается на работоспособности человека. Все время я работал: следил за оборудованием корабля, наблюдал через иллюминаторы, вел записи в бортовом журнале. Я писал, находясь в скафандре, не снимая гермоперчаток, обыкновенным графитным карандашом. Писалось легко, и фразы одна за другой ложились на бумагу бортового журнала. На минуту забыв, где и в каком положении я нахожусь, положил карандаш рядом с собой, и он тут же уплыл от меня. Я не стал ловить его и обо всем увиденном громко говорил, а магнитофон записывал сказанное на узенькую скользящую ленту. Я продолжал поддерживать радиосвязь с Землей по нескольким каналам в телефонных и телеграфных режимах.

«Заря» поинтересовалась, что я вижу внизу. И я рассказал, что наша планета выглядит примерно так же, как при полете на реактивном самолете на больших высотах. Отчетливо вырисовываются горные хребты, крупные реки, большие лесные массивы, пятна островов, береговая кромка морей.

Вот несколько строк из записей моих переговоров с Землей:

Г а г а р и н. Полет проходит успешно. Чувство невесомости нормальное. Самочувствие хорошее. Все приборы, вся система работают хорошо. Что можете мне сообщить?

Г а г а р и н. Как слышите? Передаю очередное отчетное сообщение: девять часов сорок восемь минут, полет проходит успешно. Самочувствие хорошее, настроение бодрое.

«З а р я». Вас понял.