Гадкие цыплята - [7]

Фотография Кортни, конечно, появится в «Сайентифик Америкэн». Моя тоже. Несколько недель еще будут выходить газетные статьи, меня будут показывать в различных телевизионных программах. И я уверен, Анни Мэй Гаджер Радвин в одном конце света и Альма Чандлер Гаджер Мольер — в другом обязательно примут в них участие, чтобы получить свою долю славы.

На столе передо мной лежит пакет документов, газетных вырезок и фотографий. Получается, я пересек половину земного шара только ради них. Я смотрю на пакет, потом перевожу взгляд на окно, откуда открывается вид на громаду горы Монт-Питер-Бот, возвышающуюся над городом и его знаменитым ипподромом.

Может быть, мне следовало сделать что-нибудь символическое. Сдать билет, взобраться на гору и взглянуть оттуда сверху вниз на человека и его свершения. Прихватить с собой бутылку мартини. Сесть под ярким полутропическим солнцем (здесь сейчас начало сухой зимы) и медленно выпить мартини, произнося тосты во славу Каюка, бога Вымирания. Это — за бескрылую гагарку! Это — за каролинского попугая! Это — за странствующего голубя! И за тетерок! А самое главное — за каждого из дронтов Маврикия, за белого дронта Реюньона, за пустынника Реюньона и за пустынника Родригеса! За вас, за великих дронтовых, которыми вы были в прошлом!

Как символично, что история дронтов закончилась на том же самом острове, где она и началась. Жизнь имитирует дешевое искусство. Словно ксерокс с ксерокса плохого романа. Я и не ожидал найти здесь живых дронтов (в единственном месте на земле, где бы их наверняка заметили), но до сих пор не могу поверить в то, что Альма Чандлер Гаджер Мольер прожила тут двадцать пять лет и ничего не знала про дронтов, что она ни разу не зашла в музей Порт-Луи, где хранятся скелеты этих птиц и огромное чучело.

После того как Анни Мэй убежала из дома, семейству Гаджеров привалила удача. Случилось это в 1929 году. Тогда Гаджер окунулся в политику, оказывая поддержку человеку, который знал другого человека, который работал на Теодора Билбо, у которого везде были связи и который познакомил Гаджера с Хью Лонгом незадолго до того, как этот джентльмен в очередной раз проиграл выборы на пост губернатора Луизианы… Мало-помалу он поднимался по бюрократической (и политической) лестнице штата и умер уже очень богатым человеком. К тому времени Альма Чандлер Гаджер вышла в свет, познакомилась с Жаном Карлом Мольером, единственным наследником семейства, владевшего богатыми плантациями риса, индиго и сахарного тростника, и вышла за него замуж. Жили они счастливо и переехали сначала на острова Вест-Индии, а затем на Маврикий, где находились принадлежащие семейству богатые плантации сахарного тростника. Жан Карл умер в 1959 году, а Альма осталась его единственной наследницей.

Я открываю лежащий передо мной конверт…

Мисс Альма Мольер вежливо выслушала мой рассказ (из университета позвонили директору музея в Порт-Луи, который был знаком с мисс Мольер, и договорились, что меня представят) и, в свою очередь, поведала мне все, что могла вспомнить. Потом она послала слугу к одному из подсобных строений на территории поместья (каждое из которых не уступало по размерам двухквартирному дому), и через некоторое время он и еще двое слуг вернулись с грудой коробок, где хранились альбомы с вырезками из газет и семейные фотографии.

— Я не просматривала их с тех пор, как мы уехали с Сент-Томаса, — сказала она. — Давайте посмотрим вместе. У нас совсем мало снимков. До переезда в Луизиану мы жили невероятно бедно и не знали практически никого, у кого была бы фотокамера. О, посмотрите! Вот фотография Анни Мэй. Я думала, что выкинула все после того, как умерла мама.

Вот эта фотография. Должно быть, ее сделали году в 1927-м. На Анни Мэй какое-то бесформенное одеяние, которое только условно можно назвать платьем. Она стоит, опираясь на мотыгу, и улыбается кривозубой улыбкой. На вид ей лет десять или одиннадцать. Глаза ее скрывает тень от рваной соломенной шляпы. Она стоит босиком на свежевспаханной земле. В нескольких футах позади Анни Мэй огромный дронт-самец выклевывает что-то из земли. На снимке хорошо видны его шутовские крылья и загнутые вверх перья хвоста. Одна нога тоже попала в кадр: очевидно, птица только что выцарапала что-то из свежего кома земли, наверное, червяка. Судя по темной окраске, это серый дронт с острова Маврикий.

Альма сказала, что к тому времени у них оставалось только шесть или семь «гадких цыплят»: два белых, остальные — серо-коричневые.

Рядом с фото лежат две вырезки: одна из выходившей в Брусе газеты «Баннер таймс», другая из оксфордской газеты. Обе заметки написала одна и та же женщина, освещавшая «новости Водяной долины». Обе заметки оповещают об отъезде семейства Гаджеров на поиски своей судьбы в болотистый штат на западе и с сожалением отмечают, что их здесь будет недоставать. Есть еще одна вырезка с небольшим сообщением о «Прощальном Застолье семейства Гаджеров из Водяной долины в прошлое воскресенье» (газета датирована 19 октября 1929 года).

Я спросил, сколько людей пришло тогда к ним.

— Четыреста или пятьсот человек, — ответила она. — Все, кто присутствовал, выстраивались рядами и позировали перед камерой. Только в тот раз не все поместились, и мы сделали две фотографии. Вот на этой мы сами.