Габсбурги. Блеск и нищета одной королевской династии - [53]
Начав осаду, турки поспешили выступить с высокомерным посланием: «На третий день мы будем завтракать за вашими стенами». Но после того, как проходили дни и одно нападение за другим было отражено, комендант города Вены, граф Николас Сальм[165], ответил: «Ваш завтрак остывает!»
Вдруг, словно случилось чудо, турки свернули свои палатки и отошли. На следующий день — 17 октября — выпал первый снег, и турки не захотели, чтобы их застала врасплох зима в открытом поле, без еды и фуража для коней в 1500 километрах от Константинополя.
Через три года в 1532 году Сулейман снова был опасно близок к тому, чтобы штурмовать габсбургские кронные земли. Карл и Фердинанд в этот раз приняли лучшие меры предосторожности и начали собирать международное войско. Неожиданно, турки снова отступили на Балканы и оставили только свои войска мародеров, которые годами бесчинствовали, затевая изнуряющие пограничные войны. В конце концов, Фердинанд купил перемирие, изъявив готовность платить султану дань в 30 000 дукатов ежегодно.
3. Ересь в кругу семьи
В октябре 1538 года над королевским двором Фердинанда в Линце пронеслась буря, дошло почти до небольшой семейной драмы. Это известие было быстро передано папским послом в Рим. Еще до того, как весь придворный штат был созван, чтобы выслушать сообщение о новом распределении должностей служебного персонала, Фердинанда охватил такой приступ гнева, который заставил содрогнуться всех слуг. Он пригрозил, что если кто-нибудь отважится сообщить в присутствии его детей хоть одно слово о лютеранской ереси, или даже попытается сбить их с правильного католического пути, то тем самым он рискует своей жизнью. Головы будут лететь без пощады. После этого Фердинанд обратился к своим старшим сыновьям — юноше Максу было одиннадцать лет, Фердинанду было девять лет — со словами о том, что король отец предупреждает их, чтобы они сообщали о малейшем нарушении подобного рода, или пусть они приготовятся к хорошей порке. Король Фердинанд был человеком, который держал слово и все это знали.
Но, видимо, беда уже пришла. Незадолго до скандала в королевском семействе, были получены сведения, что один из учителей, который учил сыновей Фердинанда, немец по имени Вольфганг Шиффер, был не только протестантом, но и учеником и личным другом Лютера. Этот учитель не упустил случая подробно проинформировать своих королевских подопечных о ереси. Шиффер был сразу же уволен, но в умной, светлой голове старшего юноши было посеяно семя.
Все хлопоты сложной борьбы против распространения протестантства лежали, главным образам, на плечах Фердинанда. Новое учение неслыханно быстро завоевало популярность в странах, где говорили по-немецки. Уже в 1523 году Фердинанд писал своему брату в Испанию: «Едва ли кто-то в моем рейхе остался не затронутым». И далее о том, как он против этого работал: «Переговоры с раннего утра до глубокой ночи, чтобы найти путь предотвратить эту угрожающую опасность, приближение которой я вижу».
Уже несколько месяцев спустя, он должен был признаться Карлу, что во многих частях его страны едят мясо во время поста, и даже есть пасторы и монахи, которые женились.
При этом Фердинанд и так уже был гораздо терпимее в основах религиозной доктрины, чем его брат Карл. Он был готов к достижению приемлемого компромисса, однако боялся политических последствий, особенно в Австрии, Венгрии и Богемии — в тех землях, у которых не было ни общего языка, ни общих традиций, которые могли бы сблизить их. Он был убежден в том, что лютеране использовались немецкими князьями, как инструмент, чтобы подорвать власть империи.
Даже в своей габсбургской семье он почувствовал приближение ереси, но быстро с этим справился. Он и его брат Карл были неприятно удивлены, когда их младшая сестра Изабелла принимала святое причастие «в двоякой форме», на протестантский лад в Нюрнберге в 1522 году. Уже одно это было ужасно, а когда позже их сестра Мария не только заинтересовалась лютеранской дискуссией, но и держала у себя книгу, которая была посвящена Лютером лично ей, Фердинанд серьезно поговорил с ней. Мария оправдывалась, но покорно обратилась снова к религии своих отцов и, когда она была провозглашена королевой Нидерландов, она согласилась с тем, чтобы оставить весь штат своих придворных в Австрии — почти всех ее людей подозревали в том, что они были последователями Лютера.
Намного труднее была ситуация со старшим сыном Фердинанда, наследником трона Максимилианом. У юного Макса был светлый ум, он был весел, любезен, доброжелателен. Время от времени он мог быть и мятежным, распущенным юношей и его прегрешения часто приводили его отца — короля в крайнее отчаяние.
Нередко он напивался и шатался потом с толпой подозрительных парней. В конце концов, он вступил в любовную связь с придворной дамой своей матери, графиней Анной фон Остфрисланд[166]. Она подарила ему дочь, хотя он сам едва вышел из пеленок. Но, ни одно из его юношеских прегрешений не было воспринято так серьезно, как его интерес к учению Мартина Лютера. Он жадно глотал книги Лютера, слушал проповеди Лютера и окружил себя протестантскими друзьями.
