Габсбурги. Блеск и нищета одной королевской династии - [149]

Во время масленичного карнавала — Фашинга 1887 года, он писал ей: «Фашинг приближается к концу, для этого нужны нарядные платья, они дорогие, Вы не должны и не смеете влезать в долги, а я был бы Вам искренне признателен, если бы Вы приняли по-дружески прилагаемый маленький вклад для расходов на Ваши туалеты. Я считаю Вас превосходной и талантливой женщиной, но в Ваших финансовых талантах я еще не совсем убедился».

Прошло немного времени, и он поселил Катарину в красивой маленькой вилле вблизи замка Шенбрунн. Когда он жил в Шенбрунне, он имел обыкновение вставать очень рано и через маленькие боковые ворота проходить на Глориэттенгассе, улицу, где жила Катарина Шратт. Обычно он приглашал ее на утреннюю прогулку в парк или он завтракал с ней в маленькой вилле. Иногда он появлялся к чаю, когда к ней приходили в гости ее веселые друзья из театральных кругов, или он приходил по вечерам послушать квартет Шраммеля, исполнявший венские песни. Летние каникулы император проводил обычно на курорте Ишль. У Катарины и там была вилла вблизи императорской летней резиденции, ее дом назывался подходящим именем: «Фелицитас» (счастье).

В то мгновение, когда Франц Иосиф узнал ужасное известие о смерти своего сына, Катарина Шратт ждала его в одной из комнат Хофбурга. Хотя она тщательно сохранила все его письма, но два письма, которые он написал в начале марта 1889 года, и которые явно относятся к несчастью, разорваны посередине и некоторые фрагменты из них уничтожены.

Во время долгого отсутствия жены, Франц Иосиф иногда проходил по ее комнатам и прикасался к мебели, покрытой белыми чехлами: «Мне очень недостает мгновений с тобой за завтраком и совместных вечеров, и уже дважды я был в твоих комнатах где, правда, вся мебель в чехлах, но где мне так печально все напоминает о тебе».

Сначала Елизавета старалась проводить дома хотя бы рождественские каникулы, но постепенно она перестала являться и на Рождество. Франц Иосиф писал ей 25 декабря 1891 года: «Сегодня я хочу принести мои самые сердечные поздравления вместе с искренней просьбой, чтобы ты в ближайшем будущем, которое у нас осталось и которое может быть продлится недолго, была бы такой же доброй и ласковой со мной, какой ты все больше и больше становишься для меня. И я бы хотел высказать это потому, что я недостаточно умею это показать, и это было бы тебе скучно, если бы я все время это показывал, как безмерно я тебя люблю. Благослови тебя господь, защити и дай нам счастливо свидеться. У нас больше ничего не осталось, чего бы мы могли пожелать и на что надеяться».

В сентябре 1898 года, после лечения на курорте Киссинген, Елизавета находилась на пути домой. Она хотела провести несколько дней в Швейцарии и зарегистрировалась в регистрационной книге маленького отеля в Женеве под именем графини Хоенемс. Тем не менее, все были в курсе, о ком шла речь на самом деле, и газеты Женевы сообщали о приезде императрицы Австрии.

Утром 10 сентября Елизавета делала покупки в сопровождении одной-единственной придворной дамы, графини Штарей. Она купила для своих внуков музыкальную шкатулку. В середине дня обе дамы вышли из отеля, чтобы отправиться на борт прогулочного парохода, который должен был привезти их в местечко Каукс, расположенное на берегу озера.

Когда она спускалась вниз на пристань, подбежал молодой человек, который грубо налетел на Елизавету и сбил ее с ног. Прохожие помогли ей подняться, она плохо держалась на ногах, но собралась с силами и прошла пешком сто шагов до парохода. Только на палубе ноги у нее подкосились, и в течение часа она умерла: ей в сердце был воткнут трехгранный напильник.

Убийство не относилось лично к ней. Молодой итальянский анархист по имени Луккени[478], который убил ее, намеревался уничтожить любого члена европейского правящего дома, который предстанет перед ним, как жертва.

Когда Францу Иосифу сообщили по телеграфу об убийстве его жены, он был в Хофбурге. Госпожа Шратт была на отдыхе в горах. Она поспешила в Вену, чтобы быть рядом с ним.

3. Дядя и племянник

После смерти Елизаветы в Хофбурге внешне мало что изменилось. Она в течение многих лет находилась вдали от Вены. У Франца Иосифа было чувство, что однажды ему, может быть, вручат другую телеграмму, с курорта Киссинген, из Женевы или с Корсики, в которой сообщат, что Елизавета снова находится на пути в Вену.

Франц Иосиф продолжал жить в своих унылых комнатах в Хофбурге, опрятный, элегантный старый человек со светло-голубыми глазами под кустистыми, седыми бровями с тщательно расчесанными бакенбардами.

Портрет Елизаветы, работы художника Винтерхальтера, стоял вблизи его письменного стола на мольберте, тот протрет в неглиже со спадающими с плеч темными волосами. Камердинер часто заставал его за тем, что он рассматривал портрет очаровательной женщины, которая всю жизнь избегала его.

Франц Иосиф говорил с госпожой Шратт о Елизавете, называл ее просветленной, своей незабвенной. Он писал своей подруге: «Недавно, когда я возвращаясь в первый раз приветствовал серп луны, мои мысли поспешили к Вам и по вечернему небесному своду к дорогой просветленной, которая никогда не упускала возможности трижды приветствовать молодой месяц».