Габсбурги. Блеск и нищета одной королевской династии - [120]

Подкуп и коррупция процветали во всех областях, по большей части под той же маской, как и политическая система протекций и взятки под видом подарка в наши дни. Лоббисты не колеблясь продвигали самые разные интересы в Европе (и некоторые из них и в Азии), выплачивая большие взятки — от гражданских прав евреев, до издательского дела в Германии и до приобретения итальянского герцогства.

Король Саксонии[410], якобы, заплатил Таллейрану огромную сумму, чтобы он защищал его границы. О генеральном секретаре Венского конгресса, Фридрихе фон Гентц, говорили напротив, что он наполнил карманы, принимая от обеих сторон взятки по всем вопросам. Барон фон Гумбольдт, прусский делегат, прославился своей неподкупностью и отклонил несколько соблазнительных предложений. Но он уже заранее, потирая руки, примерно рассчитал число покрытых бриллиантами табакерок, которые ему наверняка будут вручены различными посольствами и написал своей жене, что он собирается вынуть бриллианты и велит сделать для нее превосходное украшение. Но она была разумна и ответила ему немного резко, что все драгоценные камни, которые он получит, придется использовать для уплаты семейных долгов.

4. Танцы заканчиваются

Лорд Каслри и князь Меттерних считали, что мирный договор может быть составлен за четыре недели. Как выяснилось, однако, должно было пройти девять месяцев, прежде чем был составлен и подписан последний документ Венского конгресса и последние гости уехали.

Если вспомнить о количестве коронованных особ, которые в Хофбурге буквально наступали друг другу на ноги, то не удивительно, что уютная атмосфера продолжающейся домашней вечеринки не продержалась до окончания конгресса. Можно себе представить, какие сцены, должно быть, разыгрывались в подвальных этажах, где постоянная прислуга Хофбурга ежедневно вступала в непосредственный контакт с поварами, горничными, кучерами и камердинерами прусских, русских, датских и других Величеств, каждый из которых в отдельности, так же страстно желал соблюдения протокола и привилегий, как и его господин.

Ежевечернее присутствие на императорском званом обеде стало не обязательным. Царственные гости постепенно предпочли обедать одни, в своих собственных квартирах. Король Пруссии недовольно заявил, что желает есть только блюда, приготовленные его собственным поваром, потому что — как сообщал Гумбольдт своей жене — «императорская кухня и вина Хофбурга ужасны». Но отдаление прусского короля, возможно, имело больше политические, чем гастрономические причины, потому что оно наступило во время полемики по вопросу о Саксонии и Польше.

Король Вюртемберга вскоре после Рождества вернулся домой простуженным. Он присутствовал на конференции, на которой обсуждался щекотливый вопрос о правах аристократии, в отличие от привилегий монархов. В критический момент дебатов, толстый король внезапно вскочил, чтобы взять слово, его полное тело натолкнулось на стол заседаний конференции (который не был вогнуто вырезан, как банкетный стол в Хофбурге, чтобы дать место его полноте) и стол опрокинулся со страшным грохотом, при этом бумаги, книги и чернильницы разлетелись далеко друг от друга во все стороны. Король после этого поспешно удалился в свои покои, приказал своей свите упаковать чемоданы и в тот же вечер уехал в Штутгарт.

Венская публика постепенно тоже начала страдать от пресыщения. Таллейран оказался прав. Каждый день видеть перед собой императора, королей и князей — это было равносильно тому, чтобы все двенадцать дней на Рождество питаться исключительно леденцами. Цены в переполненном городе резко подскочили, квартирная плата, так же как цены на продукты и на дрова, достигли астрономических высот. Каждый спрашивал себя, какие новые налоги будут введены, чтобы покрыть огромные представительские расходы императорского двора, которые приблизительно оценивались в полмиллиона гульденов в день.

Шутка, которая тогда обошла трактиры, звучала так: «Русский царь любит за всех, датский король говорит за всех, прусский думает за всех, вюртембергский ест за всех, баварский пьет за всех, а австрийский император платит за всех».

Императрица Мария Людовика устроила 15 марта 1815 года званый вечер в своих покоях в императорском дворце Хофбург, на котором должны были быть показаны живые картины из «Севильского цирюльника». Эти застывшие сцены из мифологии и из жизни их королевских величеств не требовали ни актерского искусства, ни таланта певца и позволяли красивым молодым придворным дамам выставлять напоказ свои прелести. Они этой зимой, должно быть, наводили ужасную скуку на публику, которая почти каждый вечер состояла из одних и тех же лиц. В тот особенный вечер оркестр как раз закончил играть увертюру, занавес должен был подняться, как вдруг удивительная новость пронеслась по залу и, может быть, была воспринята некоторыми с радостным волнением: Наполеон сбежал с Эльбы и занят тем, что собирает вокруг себя свою старую гвардию, чтобы совершить марш на Париж.

Венский конгресс, тем не менее, не был сразу прерван громким бряцанием сабель, звуками труб и призывами «К оружию!» На концертах пели патриотические песни, герцог Веллингтон