Габсбурги. Блеск и нищета одной королевской династии - [104]

Мария Терезия все еще любила Шенбрунн: как только наступало лето, она переселялась за город в комнаты на первом этаже, выходящие окнами в сад, которые были расписаны экзотическими ландшафтами в манере XVIII столетия. Ей нужно было только отворить дверь, чтобы подняться по дорожке, посыпанной гравием, к Глориетте — триумфальной арке в греческом стиле, которая венчает холм позади четко распланированного сада. Она пристегивала походную папку на ремне с официальными донесениями, потому что она работала всегда.

Восемнадцатого числа каждого месяца, в день смерти ее супруга, она регулярно посещала могилы в склепе ордена Капуцинов, чтобы помолиться об умерших, число которых так выросло, что заполнило все величественное пространство склепа, который императрица велела построить. Она написала 3 ноября 1780 года свое последнее письмо Марии Антуанетте: «В моем возрасте мне нужна поддержка и утешение, а я теряю все, что я люблю, одно за другим. Из-за этого я совсем пала духом».

Осенью 1780 года она оставалась в Шенбрунне так долго, как только могла. На этот раз и она простудилась в огромных холодных помещениях. Когда в начале ноября она возвратилась в императорский дворец Хофбург, то была больна и уже тяжело дышала.

Но Мария Терезия не ложилась в постель, а сидела, прислонившись в кресле, закутавшись в старый домашний халат своего мужа и давала своему сыну Иосифу последние указания, словно он все еще был маленьким мальчиком.

IX. Иосиф II — император маленького человека

1. Вкусы простого человека

«У него была тысяча выдающихся качеств, непригодных для императора…»

Неизвестный французский придворный

Первое, что Иосиф предпринял после смерти матери — стал освобождаться от «Женской республики», как он это называл, которая так долго правила в императорском дворце Хофбург. Он сразу же приказал, еще в течение лета, в крайнем случае, до дня Святого Михаила в 1781 году, покинуть Хофбург всем женщинам, которые окружали его мать: престарелым вдовам придворных, родственницам, бывшим воспитательницам, за исключением самых старых, которые были неспособны к переселению. Он добавлял в письме к своему брату Леопольду: «Они подняли большой крик, но меня это ничуть не заботит».

Старшую сестру Анну перевезли в ее любимый монастырь в Клагенфурте, огорченную сестру Елизавету отправили в «Приют для дам» в Инсбрук (во время отъезда, как заметил Иосиф, она смеялась и плакала одновременно). Мария Кристина и ее супруг были отосланы в Брюссель и назначены правящими монархами Нидерландов. Он исполнил, таким образом, настоятельное указание своей матери, потому что сам Иосиф не доверял способностям их обоих к управлению чем бы то ни было. Иосиф вообще был невысокого мнения о своих сестрах, может быть, он слишком долго находился под властью женщин.

Он оставил за собой ту же квартиру в «Леопольднишертракт» (флигеле Леопольда) в императорской резиденции Хофбург, в которой он жил уже много лет. Это были три скромно обставленные комнаты, оборудованные люком, который вел в находящуюся под ним канцелярию. Там был устроен подъемный механизм, с помощью которого документы могли быть подняты наверх к письменному столу Иосифа, а с него могли подаваться вниз. Особым прибежищем стал для него фамильный замок в Аугартене, неподалеку от Дуная, который он приказал переделать для себя и проводил там как можно больше времени. «Я с большим удовольствием обедаю один в моем саду, — писал он Леопольду, — тишина царит».

У Иосифа вызывало отвращение расточительство и легкомыслие при дворе его матери. Война поглотила внушительные суммы, правительство было по горло в долгах. Иосиф проявил себя либералом кошелька, и либералом духа — две бесконечно разные вещи! Он завещал государству все свое состояние, которое унаследовал от отца: свыше 22 миллионов гульденов.

Иосиф упростил этикет для того, чтобы придворной жизнью правил «разум». Он запретил падать на колени, и никому не разрешал целовать себе руку. Он покончил со всеми пышно отмечавшимися праздниками, которыми прежде был наводнен придворный календарь. Иосиф сохранил только один праздничный день — Новый год. Он ликвидировал старый, формальный, испанский придворный костюм, который был привезен в Вену из Мадрида во времена правления Карла V и Фердинанда I. «Мой главный камергер упадет в обморок, когда он увидит это», — заметил Иосиф, надев в первый раз для придворной церемонии военную форму.

Он дюжинами назначал новых дворян, потому что это был удобный способ пополнить государственную казну. Всего лишь за 6000 гульденов можно было стать бароном, за 20 000 — графом, а за 500 000 гульденов кое-кто мог превратиться в принца. Старая аристократия относилась к новой знати с явно выраженным презрением, называла ее «мелкой аристократией» и поворачивалась к ней спиной.

Аристократы смотрели с возрастающим негодованием, как мельчают их старые привилегии и блекнет глянец придворной жизни. Император ликвидировал игровые столы, которые были источником доходов французского театра, что послужило причиной его банкротства. После чего, он превратил его в Немецкий Национальный театр.