Габриэла, корица и гвоздика - [2]

«Начиная со „Страны карнавала“, — подтверждал Жоржи Амаду, — все мои произведения рождены, сформировались в гуще бразильского народа, среди людей Баии».

Означает ли это, что большинство своих произведений писатель преднамеренно ограничивал географическими пределами родного штата, оставаясь только «баиянским романистом», придерживаясь рамок своеобразного микромира, не то «хроники одного провинциального города», как гласит подзаголовок в названии романа «Габриэла, корица и гвоздика»?

Буржуазные литературоведы, между прочим, не раз пытались и пытаются свести богатейшее творчество Амаду к так называемой региональной литературе с явной целью — умалить общенациональное, бразильское, вообще латиноамериканское звучание и значение его произведений. Попытки такого рода встречали отповедь со стороны бразильской прогрессивной критики, исследователей творчества писателя. «Неужели персонажи Жоржи Амаду — люди с мозолистыми руками и опухшими от клейкого какаового сока ногами, те, кто живет и умирает согбенными над землей, — могут считаться региональными…» — годы назад писал Алкантара Силвейра в журнале «Ревиста бразилиэнсе». Прошло время, и все же американский еженедельник «Паблишера уикли» по-прежнему относит Амаду к «регионалистам».

Действие романа «Габриэла, корица и гвоздика» в основном не выходит за городскую черту Ильеуса. Однако следует ли это произведение определять «романом провинциальных нравов»? Да и правомерно ли сюжет книги, кстати, не особенно сложный, трактовать лишь как историю любви Габриэлы и Насиба? Очевидно, было бы ошибочным согласиться с подобными оценками.

Амаду ведь предупредил читателя: события романа протекали «в городе Ильеусе в 1925 году», присовокупив не без иронии — «во времена, когда там наблюдался расцвет производства какао и всеобщий бурный прогресс». Заглянув в историю Бразилии, приходим к выводу: обоснованно суждение бразильского литературоведа Маурисио Виньяса, что в романе раскрыт «исторический и социальный процесс, происходивший в то время не только в этом портовом городе и в краю какао, но и во всей стране» («Эстудос сосиаис», № 3–4, 1958).

Откликаясь на появление романа «Габриэла, корица и гвоздика», другой видный бразильский прогрессивный критик, Миэсио Тати, посчитал нужным отметить: «Жоржи Амаду, одаренный повествователь сложных событий и отличный мастер захватывающей литературной беседы, не ограничиваясь в своих произведениях изложением происшедшего с теми или иными персонажами, включает все события в социальную, экономическую и политическую панораму; и интерес читателя, таким образом, в равной степени привлечен как общей панорамой (уточнена эпоха и определенная социальная среда — со всеми противоречиями политического и экономического порядка, — и не без основания „Габриэла“ представлена как „Хроника одного провинциального города“), так и отдельными событиями, когда в игру вступают извечные и общие страсти, обуревающие людей» («Пара тодос», № 53–54, 1958).

Первые отзывы бразильской критики на только что увидевшую свет «Габриэлу» и поныне сохраняют правоту суждений, злободневность.

Возникает вопрос: почему Жоржи Амаду посчитал нужным конкретизировать описываемый в романе период — 1925 год?

По оценке бразильского историка, «пятилетие после 1920 года было тяжелым для пролетариата, который все же не прекращал бороться, используя свое могучее оружие — стачку. Репрессии и террор были орудием правительства в эту трагическую эпоху нашей истории. Однако именно в этот период бразильский пролетариат начал ясно осознавать политическую роль, которую он призван сыграть в национальной жизни… Наступил период организации пролетариата» (Линьярес Э. Рабочие стачки первой четверти XX века — жури. «Эстудос сосиаис», № 2, 1958).

Тогда центрами рабочего движения были Рио-де-Жанейро и Сан-Пауло, здесь возникли первые, еще небольшие группы коммунистов, заложившие основы для создания Бразильской коммунистической партии в 1922 году. В крупных городах и в военных гарнизонах вспыхивали восстания против диктатуры. Усиливался террор. Власти объявили осадное положение в стране, снятое только в 1927 году. Сложная обстановка складывалась в таких отсталых аграрных штатах, как Баия, где «в то время сельскохозяйственный пролетариат был рассеян, еще не достиг классового самосознания, не привлекался к активной борьбе», как отмечалось в журнале «Ревиста бразилиэнсе» (№ 25, 1959). Прижатый к океану плантациями деревьев какао, Ильеус живет своей, замкнутой жизнью, какой он жил многие годы, оставаясь одним из последних оплотов латифундистов, называвших себя «полковниками», самовольно присваивая себе этот воинский чин, сплошь да рядом не имея отношения к армии… Бурные события, происходившие чуть не по всей Бразилии, содрогавшейся от классовых битв, как будто обходили стороной Ильеус. И это воспринимается как нечто трагическое, зловещее. Тем временем национальная торгово-промышленная буржуазия начинает оттеснять с ключевых позиций экономической и политической жизни крупных землевладельцев-фазендейрос.

В романе «Габриэла» Жоржи Амаду, разумеется, выступает не в качестве историка, и роман — не историческое исследование.