Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - [28]
Габриэль Элихио определит мальчиков на учебу к местной учительнице, не имевшей лицензии на преподавательскую деятельность, и Габито потеряет еще один год школы. Неудивительно, что в итоге он решит занизить свой возраст, дабы компенсировать все потерянные школьные годы. Наконец-то оба мальчика познакомились со своей колоритной бабушкой по отцовской линии. Архемира Гарсиа Патернина в свои сорок с лишним лет все еще была не замужем. Габриэль Элихио появился на свет, когда ей было четырнадцать, а после от трех разных мужчин она родила еще шестерых детей. «Теперь я понимаю, что она была удивительная женщина, — сказал Гарсиа Маркес шестьдесят лет спустя. — Человека более свободных нравов я не знал. У нее всегда наготове была дополнительная постель для какой-нибудь пары голубков. У нее был свой моральный кодекс, и плевать ей было, что думают об этом другие. Конечно, нам тогда казалось, что это в порядке вещей. Некоторые из ее сыновей, мои дядья, были младше меня, и я играл с ними, мы вместе всюду бегали, охотились на птиц и все такое. Мне даже в голову не приходило, что это ненормально, — такова была социальная среда, в которой мы жили. Да, в то время землевладельцы соблазняли или насиловали тринадцатилетних девочек, а потом их бросали. Мой отец, став взрослым, как-то вернулся в родной город. Его матери было уже за сорок, и он пришел в ярость, увидев, что она снова беременна. А она просто рассмеялась и сказала: „И что с того? А ты, по-твоему, как на свет появился?“»[163]
О пребывании в Синсе у Габито сохранились отрывочные воспоминания и, без сомнения, мучительные, хотя позже он будет рассказывать о той поре много смешных историй. Нетрудно представить, как он страдал из-за того, что ему пришлось уехать от больного деда. К тому же он переживал культурный шок, познакомившись с менее респектабельной стороной семьи. Как и Аракатака, Синсе был маленький компактный городок: центральная площадь еще больше, чем в Аракатаке; обычная игрушечная церковь; обычная статуя Боливара; население примерно девять тысяч человек. Экономика — в основном скотоводство, выращивание риса и маиса; жители, как и во многих скотоводческих районах, в большинстве своем были приверженцами Консервативной партии. Бабушка Архемира (мама Химе) жила в крошечном деревянном домике на маленькой площади далеко от центра города. Домик был выкрашен в белый цвет, имел крышу из пальмовых листьев и всего две комнаты. Именно там мама Химе родила всех своих детей[164]. Пребывание в Синсе, вероятно, открыло перед Габито совершенно иной мир. Он больше не был неприкосновенным ребенком полковника Маркеса и должен был приноравливаться к необузданности своих незаконнорожденных дядьев и кузенов, не говоря уже про родного младшего брата, отчаянного сорванца Луиса Энрике.
Тем временем дома в Аракатаке тучи сгущались. Кульминация наступила в марте 1937 г. Спустя два года после падения с лестницы полковник Маркес скончался от бронхопневмонии в Санта-Марте. Он так и не оправился от несчастного случая, произошедшего с ним в 1935 г. К тому же он горько скорбел о своей сестре Венефриде, почившей в его доме 21 января 1937 г. И можно только догадываться, как отразился на моральном духе старого солдата отъезд его любимого «маленького Наполеона». В начале 1937 г. сын полковника Хуан де Диос отвез отца в Санта-Марту, где ему прооперировали горло. В марте он подхватил пневмонию и четвертого числа того же месяца умер в возрасте семидесяти трех лет в городе, где некогда умер другой солдат, Симон Боливар, ныне покоившийся в соборе.
Полковника Маркеса похоронили в тот же день на городском кладбище Санта-Марты. Газета El Estado откликнулась на его смерть коротким некрологом. Марго хорошо помнит похороны в Санта-Марте: «Я плакала и плакала целый день. А Габито с отцом и Луисом Энрике тогда жил в Синсе. Вернулся он только через несколько месяцев, поэтому я не помню его реакции. Но, должно быть, он был глубоко опечален, ведь они с дедом обожали друг друга, были неразлучны»[165].
Габито в Синсе узнал о смерти деда случайно — подслушал разговор отца с бабушкой. Пройдет много лет, и он скажет, что не мог плакать, услышав скорбную весть. Лишь повзрослев, осознал он, сколь важен был для него дед. А тогда он даже толком и не прочувствовал момент. «У меня были другие заботы. Помнится, в то время у меня были вши, и меня это ужасно смущало. Говорили, что вши убегают, когда умираешь. Мне эта мысль не давала покоя. „Черт, — думал я, — если я сейчас умру, все узнают, что у меня вши!“ Так что с учетом тех обстоятельств смерть деда меня не особо взволновала. Меня заботили одни лишь вши. В действительности я понял, как мне не хватает деда, гораздо позже, когда повзрослел. Никто не мог мне его заменить. Отец никогда не был ему равноценной заменой»[166]. Необычные воспоминания, провокационные гиперболы, типичная для Маркеса иносказательность при описании личных чувств и намеки на опровержения скрывают гораздо более простой и жестокий факт: мальчик был неспособен горевать по человеку, которого он любил больше всех на свете в пору своего мучительного и зачастую наполненного таинственностью детства, по человеку, который был для него источником мудрости и символом надежности и безопасности. Теперь, в окружении своих ближайших родственников, своей настоящей семьи — семьи, которая бросила его, когда он был младенцем, маленький Габито чувствовал себя сиротой. В апреле 1971 г., отвечая на вопрос журналиста о смерти его деда, Гарсиа Маркес в присутствии своего биологического отца, как всегда используя гиперболу, в данном случае жестокую, скажет: «Мне было восемь, когда он умер. С тех пор ничего значимого со мной не случалось. Сплошная обыденность»
