Габриэль-Эрнест - [2]

Дичи в лесах в последнее время по какой-то причине становилось все меньше, на фермах исчезала домашняя птица, необъяснимо редко попадались зайцы, и до Чиля доходили жалобы, что с пастбищ уносят ягнят – живьем. Можно ли было предположить, что этот дикий юноша и в самом деле промышляет в окрестностях с какой-нибудь умной охотничьей собакой? Он говорил, что охотится по ночам «на четвереньках», но ведь он же намекнул, что к нему ни одна собака не подойдет, «особенно ночью». Чудеса, да и только. Ван Чиль продолжал размышлять об исчезновениях, имевших место в последние месяц-два, как вдруг вспомнил о ребенке, пропавшем два месяца назад. Все сходилось на том, что дитя свалилось в мельничный лоток и его унесло потоком воды; однако мать настаивала, что слышала крик, донесшийся из-за дома, оттуда, куда уходит вода. Это, конечно, невероятно, но лучше бы юноша не делал жуткого признания в том, что лакомился ребенком два месяца назад. Такие ужасные вещи даже в шутку не говорят.

Вопреки обыкновению, Ван Чиль не ощутил желания кому-либо рассказать о встрече в лесу. Будучи членом приходского совета и мировым судьей, он как бы ставил под угрозу свое положение – он же предоставлял приют в своих владениях существу столь сомнительной репутации; не исключалась и возможность того, что ему предъявят солидный счет за пропавших барашков и исчезнувшую домашнюю птицу.

За ужином в тот вечер он был крайне молчалив.

– Куда делся твой голос? – спросила его тетушка. – Можно подумать, ты в лесу волка встретил.

Ван Чиль, не будучи знаком со старинной присказкой, подумал, что замечание тетушки весьма глупое; уж если бы ему довелось встретить в лесу волка, он бы не упустил случая поговорить об этом вволю.

На следующее утро, за завтраком, Ван Чиль поймал себя на мысли, что чувство беспокойства, возникшее в связи со вчерашним происшествием, так и не покинуло его, и он решил отправиться поездом в соседний город, отыскать там Каннингэма и выведать, что же он такое увидел, что заставило его сделать замечание о диком звере в лесу. Такое решение вернуло отчасти присущее Ван Чилю бодрое расположение духа, и, напевая веселую песенку, он неторопливо направился в кабинет за папироской, которую любил выкурить после завтрака. Едва он вошел в кабинет, как песенка оборвалась, уступив место благочестивому восклицанию. На оттоманке, развалясь в неприхотливой позе, возлежал лесной юноша. Он был не такой мокрый, как тогда, когда Ван Чиль его увидел, однако «одет» он был как тогда.

– Как ты посмел явиться сюда? – гневно спросил Ван Чиль.

– Вы же сказали: я не должен оставаться в лесу, – спокойно ответил юноша.

– Но я не говорил, чтобы ты приходил сюда. А что, если тебя увидит моя тетушка!

И Ван Чиль поспешил укрыть незваного гостя страницами «Морнинг пост». В этот момент в комнату вошла тетушка.

– Этот бедный юноша заблудился – и ничего не помнит. Он не помнит, кто он такой и где его дом, – с отчаянием заговорил Ван Чиль, тревожно глядя на лицо бродяги: уж не собирается ли тот присовокупить неподобающее прямодушие к прочим своим варварским наклонностям.

Мисс Ван Чиль приняла чрезвычайно озабоченный вид.

– Может, у него на белье есть метки? – высказала она предположение.

– Похоже, у него и с бельем некоторые затруднения, – сказал Ван Чиль, старательно поправляя страницы «Морнинг пост».

Нагой бездомный мальчик вызвал у мисс Ван Чиль точно такие же теплые чувства, какие обыкновенно вызывает бесприютный котенок или бродячий щенок.

– Мы должны сделать для него все, что в наших силах, – решила она, и спустя короткое время посыльный, отправленный в дом приходского священника, возвратился с платьем слуги, а также с его (слуги) рубашкой, башмаками, воротничками и прочим. Одетый, начищенный и причесанный, юноша в глазах Ван Чиля по-прежнему выглядел кровожадным существом. Между тем тетушка находила его очень милым.

– Нужно дать ему какое-нибудь имя, покуда мы не узнаем, кто он такой, – сказала она. – Пожалуй, Габриэль-Эрнест для него в самый раз; оба имени, по-моему, вполне подходящие.

Ван Чиль согласился, хотя в глубине души и усомнился в том, насколько подходит для них этот юноша. Опасения его не уменьшились даже после того, как его, Чиля, уравновешенный престарелый спаниель выскочил из дому при первом появлении юноши и теперь трясся и урчал, упорно не желая покидать дальнего конца сада, тогда как канарейка, обыкновенно столь же голосистая, что и сам Ван Чиль, пугливо попискивала. Тут Ван Чиль еще более укрепился в своем намерении немедленно проконсультироваться с Каннингэмом.

Когда он отъезжал на станцию, тетушка была озабочена тем, как бы вовлечь Габриэля-Эрнеста в действо, связанное с чаепитием юных посетителей воскресной школы, которые должны были собраться в тот день.

Каннингэм поначалу не обнаружил желания говорить.

– Моя мать умерла в результате какого-то заболевания мозга, – пояснил он, – поэтому ты должен понять, почему я не люблю разговоров о том, что имеет явно сверхъестественную природу, особенно если мне кажется именно таковым происхождение виденного мною явления, – хотя мне могло и показаться, что я его видел.