— Кажется, в ваших лесах завёлся хищник, — сказал Каннингэм, художник. Это было единственное замечание, словно случайно обронённое им по дороге к станции, но поскольку Ван Чили во время поездки болтал без умолку, молчание его спутника почти не бросалось в глаза.
— Забежавшая в наши края лиса — может быть, пара лис — или местная ласка, — высказал своё мнение Ван Чили. Однако художник никак не отреагировал на это.
— Что вы имели в виду, говоря о хищнике? — спросил Ван Чили, когда они поднялись на платформу.
— Ничего. Это всего лишь моё воображение. А вот и поезд, — сказал Каннингэм.
Пополудни Ван Чили решил, как обычно, прогуляться по принадлежавшему ему участку леса. У него в кабинете имелось чучело выпи, названия многих диких цветов не являлись для него тайной, поэтому его тётушка имела некоторые основания называть племянника «изрядным натуралистом». Во всяком случае, он очень любил гулять пешком. Во время своих прогулок он, по обыкновению, запоминал всё, что почему-либо привлекало его внимание, и делал это, конечно, не столько ради прогресса науки, сколько ради поддержания беседы за обеденным столом. Когда начинали расцветать колокольчики, он непременно сообщал всем об этом замечательном факте; и пусть само время года намекало его слушателям о большой вероятности такого события, у них, тем не менее, складывалось впечатление, что они слышат нечто сенсационное.
Однако то, что Ван Чили увидел сегодня, никак не укладывалось в его понимание привычного. Тропинка свернула к спрятавшемуся в низине дубовой рощи небольшому глубокому пруду, и Ван Чили замер как вкопанный: на берегу, на плоском камне растянулся обнажённый юнец лет шестнадцати и сушил на солнце своё смуглое тело. У него были тёмные волосы, прилипшие к голове после недавнего купанья и светлые, желтовато-коричневатые, сверкавшие как у тигра глаза, которые без всякого смущения лениво-изучающе разглядывали Ван Чили. Зрелище было столь необычным, что Ван Чили на мгновение задумался, прежде чем что-то сказать, а это, надо признать, нечасто с ним случалось. Откуда здесь мог появиться такой дикарь? Ван Чили вспомнил, что два месяца назад у жены мельника пропал сын, но тут же отогнал эту мысль, сочтя её вздорной: во-первых, несчастного, предположительно, затянуло под мельницу, а, во-вторых, то был ребёнок, а никак не подросток.
— Ты что здесь делаешь? — спросил его Ван Чили.
— Загораю, как видите, — ответил мальчик.
— А где ты живешь?
— В лесу.
— В лесу? — удивился Ван Чили.
— А почему бы и нет? Здесь очень хорошо, — сказал мальчик с оттенком превосходства.
— Ну а ночью? Где ты спишь ночью?
— Ночью я никогда не сплю; ночью я занят.
Ван Чили охватило неприятное ощущение, что он чего-то недопонимает.
— Хотелось бы знать, чем ты питаешься? — хитро прищурившись, спросил он.
— Плотью, — сказал мальчик, произнеся это слово с неторопливым наслаждением, словно пробуя его на вкус.
— Плотью! Какой ещё плотью?
— Кроликов, зайцев, домашней и дикой птицы, ягнят, если это вас так интересует, иногда детей; жаль, только, что их так хорошо охраняют по ночам, когда я охочусь. Последний раз мне повезло два месяца назад.
— Как же ты умудряешься ловить зайцев? — с иронией спросил Ван Чили, решив, что его пытаются разыграть и проигнорировав последнюю часть реплики мальчика. — У нас, на холмах, они бегают быстро.
— Ночью я становлюсь четвероногим, — последовал загадочный ответ.
— Стало быть, ты охотишься с собакой? — насторожился Ван Чили.
Мальчик лениво перекатился на живот и засмеялся низким протяжным смехом, до странности напоминавшим рычание.
— Не могу представить себе собаку, которая захотела бы составить мне компанию, особенно ночью.
Ван Чили почувствовал, как у него по спине пробежал холодок, — в этом странном юнце, определённо, было что-то жутковатое.
— Я запрещаю тебе оставаться здесь, в лесу, — повелительно произнёс он.
— Я совсем не прочь поселиться в вашем доме, — парировал мальчик.
Видимо, перспектива жить под одной крышей с этим дикарем совсем не привлекала Ван Чили, поскольку он с несвойственной для себя резкостью добавил:
— Если ты не уберёшься отсюда сам, мне придётся тебя заставить.
Все последующее произошло буквально за считанные секунды. С быстротой молнии мальчик бросился в пруд, и в следующий момент его смуглое мокрое тело стрелой вылетело из воды на берег рядом с тем местом, где стоял Ван Чили. Прояви такую проворность водяная крыса, это не удивило бы Ван Чили; но здесь перед ним находился, казалось, обычный мальчик. Ван Чили испуганно отпрянул, поскользнулся, потерял равновесие и растянулся на влажной, заросшей сорняками земле. Совсем близко от себя он увидел глаза мальчика, сверкавшие по-тигриному хищно, и непроизвольно прикрыл рукой своё горло. Мальчик рассмеялся своим странным, напоминающим приглушённое рычание смехом, и с завораживающей стремительностью скрылся в густых зарослях кустарников и папоротников.
— Просто зверёныш какой-то! — воскликнул Ван Чили, придя в себя. И тут у него в памяти всплыли слова Каннингэма: «Кажется, в ваших краях завёлся хищник».
Не спеша возвращаясь домой, Ван Чили перебирал в памяти различные местные происшествия, виновником которых мог быть этот удивительный юный дикарь. Действительно, в последнее время в окрестностях стали происходить странные события: фермеры жаловались на пропажу ягнят и прочей домашней живности, а в лесу, через который лежал путь Ван Чили, заметно поубавилось дичи. Что если этот сумасбродный мальчишка и в самом деле охотился на холмах вместе с какой-нибудь специально выдрессированной собакой? Ведь он, кажется, говорил о том, что ночью «становится четвероногим», — но как тогда следовало относиться к его странному заявлению, что ни одна собака не осмелится подойти к нему, «особенно ночью»? Все это представлялось ему совершенно загадочным. И тут Ван Чили замер, как вкопанный и все мысли в его голове тоже словно остановились, — перебирая в памяти события последних месяцев, он вдруг опять вспомнил о пропавшем ребенке мельника. Да, тогда все пришли к выводу, что он упал в мельничный лоток и его унесло потоком воды, но мать малыша уверяла, что слышала его крик где-то в районе холмов, в совершенно противоположном от мельницы месте. Уж лучше бы этот мальчишка не намекал на то, что два месяца назад лакомился плотью ребёнка, поёжился Ван Чили, отдавая себе отчёт, что его рассуждения граничат с абсурдом. Ну разве можно так шутить?
