— В вашем лесу водится дикий зверь, — произнес художник по имени Каннингэм по дороге на станцию. Это была его единственная реплика за весь путь, но поскольку Ван Чил болтал без остановки, молчаливая сдержанность его спутника как-то не бросалась в глаза.
— Какая-нибудь шальная лиса, да пара-другая ласок, ничего более хищного в этих местах не водится, — сказал Ван Чил.
Художник промолчал.
— Что вы имели в виду, когда сказали про дикого зверя? — спросил Ван Чил уже на платформе.
— Ничего… Так, разыгралось воображение… А вот и мой поезд.
В тот же день после обеда Ван Чил отправился на прогулку через принадлежавший ему лес.
То, что у него в кабинете стояло чучело выпи и он знал названия многих растений, давало его тетушке основание называть племянника великим натуралистом. И если это было явным преувеличением, то ходоком он мог считаться действительно отменным. У него вошло в привычку запоминать все, что он видит во время прогулок, не столько для того, чтобы обогатить современную науку, сколько для того, чтобы иметь потом тему для разговора. Как только распускались первые колокольчики, он тут же всем об этом сообщал. Слушатели понимали, что в это время года в цветении колокольчиков нет ничего необычного, но им все равно было приятно, что Ван Чил поделился с ними новостью.
Но то, что увидел Ван Чил в тот день, выходило далеко за рамки привычного.
На большом гладком камне, нависавшем над глубоким прудом на опушке дубравы, нежился на солнце паренек лет шестнадцати. Его светло-карие глаза с почти звериным блеском следили за Ван Чилом с ленивой настороженностью. Встреча оказалась настолько неожиданной, что Ван Чила охватило совершенно незнакомое ощущение — он задумался, прежде чем что-то сказать. Откуда, черт возьми, мог здесь взяться этот диковатый с виду подросток? У жены мельника пару месяцев назад пропал ребенок, все думали, что он упал в воду и его затянуло в водосброс мельницы, но только он был совсем еще малышом.
— Что ты здесь делаешь? — строго спросил Ван Чил незнакомца.
— Не видите, загораю, — ответил тот.
— Где ты живешь?
— Здесь, в лесу.
— Как же это можно — жить в лесу?
— Здесь очень хороший лес, — сказал парень с ноткой снисходительности в голосе.
— Где же ты спишь по ночам?
— Я по ночам не сплю. По ночам я занят.
Ван Чил не в состоянии был что-либо понять. И это начало раздражать его.
— А что ты ешь?
— Мясо, — слово было произнесено с таким смаком, словно он чувствовал на языке его вкус.
— Мясо? Какое мясо?
— Разное. Кролики, дичь, зайцы, куры, иногда овцы. Дети, когда могу добыть. По ночам они обычно сидят дома, а я охочусь в основном ночью. Я не ел детского мяса уже месяца два.
Пропустив мимо ушей совершенно нелепую последнюю фразу, Ван Чил решил добиться от парня признания в браконьерстве.
— По одежке ли ты протягиваешь ножки, когда заявляешь, что ловишь зайцев? (Если учесть полную наготу мальчика, поговорка прозвучала по-дурацки.) На наших холмах зайца поймать очень трудно.
— По ночам я охочусь на четвереньках, — загадочно ответил подросток.
— Ты хочешь сказать, что охотишься с собакой? — осторожно спросил Ван Чил.
Парень перекатился на спину и расхохотался странным низким смехом, похожим на гогот и рычание одновременно.
— Не думаю, чтобы какой-нибудь собаке пришлось по душе мое общество… Особенно ночью.
В странных глазах и странных речах парня Ван Чил уловил что-то жуткое.
— Я не могу позволить тебе оставаться в этом лесу, — сказал он, напуская на себя еще большую суровость.
— А по-моему, вам же лучше, если я буду жить здесь, а не у вас дома.
Мысль, что этот голый дикарь может ворваться в размеренный распорядок его дома, не понравилась Ван Чилу.
— Если не уйдешь сам, мне придется тебя заставить, — сказал он.
Парень вдруг исчез в воде и буквально через секунду его блестящее тело оказалось прямо у того места, где стоял Ван Чил. Для водяной крысы это стремительное движение было бы совершенно естественным, но такие повадки у мальчишки испугали Ван Чила. Он невольно попятился, поскользнулся и съехал по траве отлогого бережка к самой воде. Хищные глаза оказались при этом почти вровень с его глазами. Инстинктивно Ван Чил поднял руку. Парень снова рассмеялся, но теперь в смехе преобладало рычание. Потом он с той же молниеносной быстротой выскочил на берег и скрылся в зарослях.
— До чего же странное дикое животное! — воскликнул Ван Чил, когда немного пришел в себя. И тут он вспомнил слова Каннингэма: «В вашем лесу водится дикий зверь».
Медленно бредя домой, Ван Чил перебирал в памяти все местные события последнего времени, которые могли иметь какую-то связь с появлением в округе юного дикаря.
Дичи в лесу стало заметно меньше, с окрестных ферм пропадали куры и даже овцы, зайцы встречались все реже и реже. Неужели парень действительно охотится в округе с каким-нибудь ученым псом? Он же сказал, что по ночам охотится на четвереньках… Хотя сам потом намекнул, что собаке не понравилась бы его компания и особенно ночью… Все это было совершенно непонятно. И тут, продолжая размышлять о разных странных происшествиях, он вдруг остановился как вкопанный.
