Футурист Мафарка. Африканский роман - [21]

«Альдебаран! Плечо Ориона! Вы далеко не уползете на ваших дрожащих лучах, как на костылях!.. Нога Ориона… и ты, Созвездие Лебедя, вы тоже ослабнете! О, я не хочу любить ничто, кроме ваших огромных и живых взглядов, о, мои братья, Сириус, Вега, Созвездие Медведицы! Ибо в ваших глазах пламя первой юности!..»

Распевая это, Мафарка-эль-Бар еще бежал, влекомый, как легкий сор, незримым дуновением своей воли по мрачному океану пустыни, окруженный волнующимися качелями поднятых песков.

Но как только родившаяся заря, смеясь, разбудила на зените облака, он принялся красться, со скрытной медлительностью вора, между вершинами рыжеватых холмов, которые беспорядочно бежали во все стороны горизонта.

С перекаленного востока поднимались широкие отражения желтого экстаза, любовно склонявшиеся на землю, в то время, как на западе белые селения окрашивались под слегка фиолетовым небом в розовое.

Увеличение света и воды усилило скорость Мафаркиных ног среди стольких призрачных венчиков, которые расцветали там и сям на песке.

Вдруг Мафарка почувствовал колющие укусы голода, которые, помимо его воли, вели его к красному дыханию невидимого солнца… Оно вышло очень далеко, там, из дымящегося рта облаков, как большой аппетитный хлеб, горячий и с позолоченной корочкой, вкусно хрустевшей.

В тот же момент внезапный порыв ветра донес до Мафарки звук голосов, скрипящий шум колес и веселое ржание лошадей.

Моментально Мафарка бросился на землю ничком для того, чтобы лучше выпачкать в пыли бороду и щеки; потом он сел, скрестя ноги, и вытащив из-под своих лохмотий длинный шарф, желтый и грязный, старательно обернул им, как бинтом, правое колено. Наконец, оставшись доволен, он снова двинулся в путь походкой хромого нищего, и спина его дрожала в такт согнутой ноге, которая отлично хромала.

Когда он таким образом поднимался на холм, он увидел сквозь выемку дороги, что ниже разворачивается грозная армия, покрывая бесконечные равнины, вокруг которых лежали желтые песчаные пустыни; а вдалеке, направо, возвышались хаотические горы Баб-эль-Футук.

Их широкие и высокие хребты убегали огромными волнами охры, одни за другими, то выступая в пустыню острыми мысами, то открываясь, как глубокие заливы, куда пустыня врывалась своими зелеными оазисами и земляными селениями, топорщащимися от кактусов. Налево, равнина была более широка и лишь на расстоянии пятнадцати-двадцати миль можно было увидать, как улыбаются блестящие голубые зубы моря.

Вот на этом-то грандиозном горизонте, образованном обворожительной линией берега и великолепной зыбью гор – явились взором Мафарки неисчислимые полчища Брафан-эль-Кибира.

Они почти всецело состояли из кавалерии, которая развертывалась в бесконечности, на волнообразной почве, подобно огромному боа, цвет которого был черно-бело-пятнистый, в зависимости от масти лошадей.

Утренний туман делал бархатистыми красную щетину копий, светлые груды щитов, снежный кустарник грив и всюду наудачу насаженные коричневые палатки, похожие на вампиров, пригвожденных к земле за свои перепончатые крылья.

Казалось, что грозная армия укрывалась под гигантским серым дымом, поднимавшимся в нескольких местах; его торс расширялся, образуя огромные сосцы и руки кариатид, чтобы поддерживать фронтон уже мелового Зенита. Дым лениво отделялся от семи больших котлов, медный живот которых давил ползучие огни, ободранные и фиолетовые, которые стонали, как жертвы.

Негритянки, одетые в темно-красные шерстяные материи, танцевали вокруг огней, оглушительно и поспешно вопя. Почти все они были вооружены длинными, деревянными вилами, которые они от времени до времени погружали в зеленый и клейкий котел, дабы умерить кипение.

Плеск мешанины и треск хвороста примешивались, шумно споря, к корчам страшного дыма, падавшего на землю и скрывавшего дьявольский хоровод. И вдруг оттуда вышел гигантский воин и большими шагами направился к Мафарке, говоря:

– Ну, что тебе здесь нужно, вшивый нищий, прохожий колдун, немой рассказчик? Какой самум пригнал твой чудовищный скелет в лагерь Брафан-эль-Кибира?

По красным перьям, пылавшим в его развевавшихся и спутанных волосах, по многочисленности раковин, бренчавших на его угольном теле, татуированном голубыми лунами, – Мафарка тотчас же узнал одного из генералов негритянской армии.

Поэтому он еще более захрипел и пробормотал невнятный ответ.

– Говори громче! – вскричал генерал. – Но прежде всего, склони свою голову до земли, трижды благословляя мое имя!.. Ты не знаешь моего имени?.. Ах, мерзкий земледелец! Я прикажу дать тебе сто ударов по подошве ног, если ты сию же секунду не произнесешь моего имени… Ну, поторопись!.. Что ты делаешь тут, дрожащий и ошарашенный, с грязной рожей и маленькими, глупыми, гноящимися глазами. Но мне жалко тебя, и я скажу тебе сам, кто я такой. Меня зовут Мулла и я командую одной из наших четырех армий! Знай, что мной восхищаются и меня боятся с одного конца пустыни до другого!

При этих словах Мафарка бросился лицом на землю; оставаясь лежать ничком, он робко поднял голову, чтобы пробормотать:

– О, да благословит Аллах тысячу раз твое имя!.. Я иду от Желтого Моря и уже вот трое суток не проглотил ничего, кроме кусочка меча-рыбы; зато вдоволь наглотался песку. Я умираю от голода и жажды… Но я могу заплатить за небольшое угощение чудесными историями, так как я по ремеслу гадатель и рассказчик.