Фуко - [50]

. Теперь Фуко не только архивариус в духе Гоголя и картограф, подобный Чехову, но еще и тополог наподобие Белого, который в своем великом романе "Петербург" превращал мозговые складки в слияние внешнего и внутреннего: взаимоналожение города и мозга, которые теперь — только изнанка друг друга во вторичном пространстве. Именно таким образом — и тут он уже ничем не обязан Хайдеггеру — Фуко понимает подкладку, или складку. Если внутреннее образуется посредством формирования складок во внешнем, то между ними имеются топологические отношения: взаимоотношения с "Я' гомологичны взаимоотношениям с внешним, а "Я' и внешнее соприкасаются посредством страт, являющихся относительно внешними (следовательно, относительно внутренними) средами. Во внешнем у границы страт активно присутствует всякое внутреннее. Внутреннее конденсирует прошлое (большая длительность) отнюдь не континуально, а сталкивая его с будущим, которое приходит извне, изменяя и пересоздавая его. Мыслить — означает располагаться на страте в настоящем, играющем роль предела: что я могу сегодня видеть и что я могу сегодня сказать? Но это означает мыслить прошлое таким, как оно конденсируется во внутреннем, в отношении с "Я" (во мне есть что-то от древнего грека или же от христианина…). Мыслить о прошлом против настоящего, сопротивляться настоящему, причем не ради возврата, а "в пользу, я надеюсь, грядущего" (Ницше), то есть делая прошлое активным и присутствующим снаружи ради того, чтобы, в конце концов, наступило нечто новое, чтобы мышление непременно добралось до мысли. Мысль мыслит собственную историю (прошлое), чтобы освободиться от того, что она мыслит (настоящее), и оказаться, наконец, в состоянии "мыслить иначе" (будущее)[52]. Именно это Бланшо называл "страстью к внешнему", силу, которая тяготеет к внешнему лишь потому, что и само внешнее стало "интимностью", "вторжением"". Три инстанции топологиии являются относительно независимыми друг от Друга и непрерывно находятся в состоянии взаимообмайа. Стратам присуще непрестанное производство слоев, способствующих видению или говорению чего-то нового. Но для взаимоотношений с внешним характерно еще и постоянное сомнение в установившихся силах, а для взаимоотношений с "Я" также и порождение и выработка новых модусов субъективации. Творчество Фуко выстраивается Р одну цепь с великими произведениями, изменившими наше представление о том, что значит "мыслить".

ДИАГРАММА ФУКО 1. Линия внешнего. 2. Стратегическая зона- 3. Страты. 4. Складка (зона субьсктивации).

"Я никогда не писал ничего, кроме художественной прозы…" Однако еще никогда художественное творчество не порождало столько истины и реальности. Как можно пересказать великий роман Фуко? Мир состоит из наложенных одна на другую поверхностей, архивов или страт. Поэтому мир и есть знание. Но страты пересекает центральная трещина, которая разделяет с одной своей стороны визуальные картины, а с другой — звучащие кривые: на каждой страте — высказываемое и зримое, две не сводимые друг к другу формы знания: Свет и Язык, две обширные среды экстериорности, на которых располагаются соответственно видимости и высказывания. В результате мы вовлекаемся в двойное движение. Мы погружаемся то в одну страту, то в другую, переходим с полосы на полосу, пересекаем поверхности картины и кривые, исследуем трещину, пытаясь достичь внутренней области мира. Как писал Мелвилл, мы ищем главную комнату, боясь, что там, вдруг, никого не окажется, а в душе человека ничего не обнаружится, кроме безмерного и ужасающего вакуума (ну кому придет в голову искать жизнь в архивах?). В то же время мы пытаемся подняться над стратами, чтобы достичь внешнего, какой-то воздушной стихии, "нестратифицированной субстанции", с помощью которой можно было бы объяснить, каким образом две формы знания могут теснить друг друга и переплетаться в каждой страте, от одного до другого края трещины. В противном случае как могли бы сообщаться две половины архива, высказывания — появляться под картинами, а картины — служить иллюстрациями к высказываниям?

Это неоформленное внешнее есть битва, оно похоже на зону турбулентности и урагана, где мечутся отдельные точки и завязываются отношения между ними. Страты лишь собирают и способствуют затвердению визуального краха и звучного эха разворачивающейся наверху битвы. Но наверху у сингулярностей нет формы, и они не являются ни зримыми телами, ни говорящими личностями. Мы входим в зону смутных двойников и частичных смертей, возникновении и исчезновений (зона Биша). Такова микрофизика. Мы находимся наверху, говорит Фолкнер, но уже не как личности, а подобно двум бабочкам-пяденицам или двум перьям, не видящих и не слышащих друг друга, "среди яростных и медленно рассеивающихся туч праха, который мы мечем друг в друга, вопя: "Смерть мерзавцам! Убей!

Убей!" Каждому состоянию атмосферы в этой зоне соответствуют своя диаграмма сил или же сингулярностей, вступивших во взаимоотношения: это и есть стратегия. Если страты принадлежат земле, то стратегия — воздуху или океану. Но стратегии свойственно актуализироваться в страте, диаграмме — в архиве, а нестратифицированной субстанции — стратифицироваться. Актуализироваться — это значит одновременно и интегрировать и дифференцироваться. Взаимодействия аморфных сил дифференцируются, создавая две разные формы: форму кривых, проходящих рядом с сингулярностями (высказываниями), и форму картин, распределяющих среди единичностей фигуры света (видимости). В то же время взаимодействия сил интегрируются как раз в рамках формальных отношений между высказываниями и видимостями, по обе стороны дифференциации. Дело в том, что для взаимодействия сил трещина не имеет значения, поскольку она начинается лишь внизу, в стратах. Взаимодействия сил способны как углубить трещину, актуализируясь в стратах, так и перескочить через нее сверху в обоих направлениях, дифференцируясь, но и не переставая интефироваться.