Фрунзе - [14]

Потом, когда Азеф был разоблачен, многие революционеры, в том числе Фрунзе, пытались понять: как тому удалось обвести вокруг пальца опытных эсеров? Лев Троцкий писал в «Киевской мысли» об Азефе, размышляя, как же мог идеалист Гершуни довериться провокатору: «Плут всегда импонирует романтику. Романтик влюбляется в мелочный и пошлый практицизм плута, наделяя его прочими качествами от собственных избытков. Потому он и романтик, что создает для себя обстановку из воображаемых обстоятельств и воображаемых людей — по образу и подобию своему».

Азеф сам предложил свои услуги жандармскому управлению.

«Азеф, — считал Герасимов, — был наблюдательный человек и хороший знаток людей. Меня каждый раз поражало и богатство его памяти, и умение понимать мотивы поведения самых разнокалиберных людей, и вообще способность быстро ориентироваться в самых сложных и запутанных обстановках».

Обычно осведомителю не удавалось продержаться больше двух лет — его разоблачали. Азеф проработал на полицию 16 лет. При этом он был далеко не единственным, кто снабжал полицию информацией о планах революционеров.

«Окончившая Смольный институт Зинаида Федоровна Жученко по своим убеждениям была далека от революционных стремлений и согласилась пойти в секретную агентуру от любви к таинственности, риску, а отчасти авантюризму, — вспоминал Заварзин. — Жученко была полезнейшею сотрудницей Московского охранного отделения. На ней базировалась работа этого учреждения много лет, пока наконец она не была разоблачена».

Один из эмигрантов наблюдал ее в эмигрантской среде в Германии: «Жученко все любили за тихий нрав и преданность делу. Спокойный голос и разумные советы этой скромно одетой и гладко причесанной худощавой женщины с маленькими, желто-карими и слегка как будто косившими глазами часто улаживали семейно-партийные споры по устройству вечеров».

Окружающие ее сильно недооценивали. Она обожала музыку и оперу. Целью ее жизни было воспитать и поставить на ноги сына. Охранное отделение оказалось в трудной ситуации, когда эсеры поручили Жученко руководить убийством минского губернатора Павла Григорьевича Курлова (со временем он станет заместителем министра внутренних дел). Арестовать всю боевую группу — провалить агента. Но и позволить убить губернатора невозможно. Нашли такой выход. Жученко тайно привезла взрывное устройство в Московское охранное отделение, где его обезвредили, после чего она отдала бомбу исполнителю. В губернатора полетело совершенно безвредное устройство…

Еще одним крупным осведомителем среди эсеров был Николай Юрьевич Татаров, но он через год прокололся.

«Сын протоиерея варшавского кафедрального собора Татаров был выслан в Сибирь за организацию нелегальной типо-графин, — рассказывал генерал Герасимов. — Ему предложили довольно высокую сумму. Николай Татаров, в жажде денег и тяготясь ссылкой, выразил готовность поступить на службу в полицию. Но анонимным письмом Татаров был разоблачен. Комиссия, созданная партией социалистов-революционеров, подвергла его перекрестному допросу. Татаров запутался в противоречиях, был пойман на лжи. В страхе неминуемой смерти он бежал в Варшаву и скрылся в квартире своего отца.

4 апреля 1906 года позвонили в дверь дома протоиерея Татарова. Старик открыл двери. Снаружи стоит какой-то человек и хочет говорить с Николаем.

— Моего сына здесь нет, — отвечает старик, — и с ним вообще говорить невозможно.

Тут выходит мать, а за нею сын. Без слов вынимает незнакомец револьвер и стреляет».

Сергей Зубатов внушал своим подчиненным — жандармским офицерам:

— Вы, господа, должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой находитесь в тайной связи. Берегите ее, как зеницу ока. Один неосторожный шаг, и вы ее опозорите.

Но в мире спецслужб людей продавали и перепродавали. Татарова сдал тот, кто по долгу службы должен был заботиться о безопасности агентуры, — сотрудник полиции Леонид Петрович Меньшиков. В юности он состоял в народовольческом кружке. Его арестовали и предложили сотрудничать. Он позволил себя завербовать, но взглядов своих не переменил. Работая в особом отделе департамента полиции, оставался революционером. Он и сообщил эсерам о предательстве Азефа и Татарова.

Подозрения уже открыто подтвердил бывший начальник полиции Александр Лопухин. Он был сильно обижен на власть — всех директоров департамента полиции после отставки делали сенаторами, но не его…

Товарищи приговорили Азефа к смерти. Разоблаченный агент в полном отчаянии пришел на конспиративную квартиру генерала Герасимова в Петербурге: «Осунувшийся, бледный, со следами бессонных ночей на лице, он был похож на затравленного зверя. Революционные охотники, с которыми он так часто вел свою смелую игру, теперь шли по его собственным следам».

Подавленный Азеф, сидя в кресле, расплакался:

— Всю жизнь я прожил в вечной опасности, под постоянной угрозой. И вот теперь, когда я сам решил покончить со всей этой проклятой игрой, теперь меня убьют.

Некоторые осведомители сами мстили за свое унижение. Александр Алексеевич Петров был среди эсеров, арестованных в Саратове 1 января 1909 года.