Фрунзе - [53]

Намек был прозрачен, выглядел как явная угроза. Оратор имел в виду Линдова, Мягги и других военных работников, погибших во время бунта Орлово-Куриловского полка, три недели назад.

Страсти разгорались. Выступали еще и еще ораторы. Стучали рукоятками наганов, выдергивали до половины из ножен шашки и снова вгоняли их обратно.

Но вот поднялся, наконец, Фрунзе. Он подошел к столу и подал знак, что хочет говорить. В помещении стало тихо.

Спокойно, неторопливо повел Михаил Фрунзе ответную речь:

— С вами сейчас разговаривает не командующий армией. Командующий армией не может и не должен быть на таком собрании. С вами сейчас говорит член партии большевиков с тысяча девятьсот четвертого года. Я, как революционер, был дважды приговорен к смертной казни царским военным судом. Провел в каторжной тюрьме семь лет. На улицах Москвы участвовал в Октябрьской революции. Я приехал сюда по указанию партии большевиков и Советского правительства организовать решительный отпор врагам нашим, наймитам иностранного капитала. Буржуазия разных стран щедро снабдила своих ставленников пушками и всяким другим оружием. И если мы не противопоставим этим пушкам, этому оружию свое единство и дисциплину — гибель ждет нас всех и все завоевания великой революции!

Он продолжал:

— Я безоружен, нахожусь здесь с одним адъютантом, и вы можете сделать со мной, что хотите. Но от имени партии, пославшей меня сюда, я решительно вас пре-ду-пре-ждаю, — раздельно и сурово подчеркнул он, — что, если еще раз повторится что-нибудь подобное сегодняшнему вызову, виновные будут наказаны по всей строгости военного времени, вплоть до расстрела. Нарушая дисциплину, вы разрушаете армию. А выполнение отданного мною вчера приказа я проверю лично. Есть какие-нибудь вопросы?

Несколько минут длилось смущенное молчание. Затем Фрунзе встал и медленно пошел к выходу. Кто-то из присутствующих услужливо открыл дверь. Хладнокровное и вместе с тем пламенное, прозвучавшее как подлинный голос партии выступление командующего Фрунзе обезоружило всех, отрезвило самые горячие головы.

4. НА ЛИНИИ ОГНЯ

Наутро командарм приказал оседлать коней и выехал с работниками своего полевого штаба на передовые позиции, километрах в двадцати пяти к югу от Уральска. За Уральском, по обе стороны скованного льдом древнего Яика, расстилалась совсем ровная, покрытая снегами степь без конца и без края. Низкие, темные облака висели над ней, подчеркивая ее белизну. Вдали глуховато гремели пушки.

Когда Фрунзе со своей маленькой конной группой спустился на заснеженный лед реки Урал, в воздухе вдруг запели пули. По другому берегу, паля из винтовок, скакало десятка полтора всадников— разъезд противника. Перевес у белых был почти тройной.

— Придется им ответить, — сказал Фрунзе.

И, взяв у ординарца винтовку, не торопясь, приложился к ней для выстрела…

После нескольких ответных залпов белые всадники умчались. Ответ пришелся им не по вкусу.

За рекой, в районе хутора Скворкина, шел бой. Подпрыгивали на утоптанном, скрипучем снегу трехдюймовые орудия, занимавшие огневую позицию за оградой колокольни.

Командарм поднялся на колокольню, чтоб как можно шире охватить взглядом снеговой горизонт. Противник обстреливал село шрапнелью. То и дело вспыхивало в морозном воздухе на фоне темных туч желтовато-белое облачко разрыва.

По боевому приказу красные войска должны были овладеть этим районом путем стремительной атаки. Тогда в руках у противника вряд ли осталась бы хоть одна пушка. Но приказ вовремя не был выполнен.

Вой начался незадолго до приезда Фрунзе.

Белые умело расположили орудия и довольно успешно отвечали на огонь. А из двенадцати советских орудий стреляли только семь. Остальные пять пушек молчали. Снег лежал на их неподвижных стволах и хоботах.

— В чем дело, товарищи артиллеристы? — осведомился Фрунзе, спустившись с наблюдательного пункта.

— Снарядов не присылают, — объяснил один из командиров.

Тотчас в Уральск был направлен нарочный за снарядами.

Из степи начинала дуть сильная поземка. Она угрожала перейти в буран. Красноармейцы наступали вяло. Фрунзе пошел к самым передовым цепям по вырытым в снегу ходам сообщения и наткнулся на группу столпившихся бойцов.

— Что за собрание? — спросил он.

— Да вот обсуждаем. Наступать или нет… погода… пурга… — вяло сказал начальник участка.

— Чего же обсуждать, раз приказ есть?

— Начальство в штабе сидит, ему что!..

— Приказ дан мною, — строго сказал Фрунзе.

Узнав, кто с ними говорит, собравшиеся смутились. Начали быстро расходиться по местам.

— Настоящий, видать, начальник приехал… Сразу на линию огня явился.

С утра командарм выехал инспектировать части, занимающие позиции в большой степи. По дороге он не мог удержаться от соблазна побывать в одном из попутных степных аилов. Как только он завидел широкие бурые юрты, похожие на расползающиеся стога сена, он, не скрывая своего волнения, дал коню шпоры и помчался вскачь. Воскресли в памяти полузабытые картины детства. Родные горы Семиречья как будто замаячили вдруг из-за этих степных юрт. Через минуту провожатые Фрунзе с изумлением наблюдали, как он, смеясь, оживленно разговаривал с высыпавшими из юрт джигитами и стариками на хорошо знакомом ему казахском языке.