Фрунзе - [21]
— Это все Иван Иванович придумывает: в нем — и Крылов и Салтыков-Щедрин! — рассмеялся Марат. — У нас заветы иные. Я вам дам «Докладную записку директора департамента полиции Лопухина». Ее только что напечатал в Женеве Ленин со своим предисловием. Хорошенько вдумайтесь в то, что подчеркивает Владимир Ильич. Правительство изверилось в традиционных приемах борьбы с революционным движением масс. Оно объявляет гражданскую войну своему народу; оно призывает разжигать национальную, расовую вражду, создавать «черные сотни» из отсталых городских и сельских мелких буржуа… Была уже резня в Баку, надо ждать погромов в любом углу России. Приедете в Иваново-Вознесенск, начинайте создавать боевые дружины: они смогут дать отпор любой «черной сотне».
Марат перелистал несколько страниц в записной книжке, глядел на текст в очках и без очков, почти касаясь строчек носом. Что-то написал на маленькой бумажке и вздохнул удовлетворенно.
— Представитесь Федору Афанасьеву, передадите ему вот эти шесть слов: «Прими нашего сына, Отец! Твой Марат»… Когда можете ехать?
— Да хоть завтра. Утром схожу в галерею братьев Третьяковых, а вечером — на вокзал.
— Похвально! Возьмите литературу. И пистолетов с десяток. Вам выдаст Литвин-Седой… И подберите себе кличку…
Казанский вокзал был неказист: архитектор Щусев еще вынашивал проект его перестройки в духе живописного Коломенского дворца Алексея Михайловича Романова. И здание напоминало рабочую казарму — один этаж, деревянные пристройки на торцах, кассовый зал — как просторные деревенские сени.
Фрунзе прошел к дальнему багажному складу Казанской дороги, где хранились вещи, не востребованные пассажирами. Место было глухое: с одной стороны, — обмелевший Красный пруд, с другой — оптовая лесная биржа. В конторке сидел крепкий парень в длиннополой размахайке, с потертым кожаным фартуком и большой, как кленовый лист, медной кокардой на черном форменном картузе. Видной приметой парня была бархатистая родинка на левой щеке, похожая на туфельку для куклы. Звали парня Степан, но в делах конспиративных шел он под кличкой Борода, хотя на лице у него рос лишь негустой пух.
— Я за багажом, от Седого, — сказал Фрунзе.
Степан молча ушел с его корзиной за груду ящиков, в полутьме долго шуршал вощеной бумагой. Потом на свету вытер замасленные руки концом фартука:
— С какого вокзала едешь-то?
— С вашего, вечером, на Иваново-Вознесенск.
— Неча с корзиной блукать по городу. Зайдешь перед посадкой, я провожу. Чтоб сподручней было, я тебе легоньких положил — одни браунинги. Бьют, между прочим, хорошо…
В галерею братьев Третьяковых шел Михаил по Красной площади. И от Иверских ворот не отрывал глаз от Покровского собора, нелепо прозванного храмом Василия Блаженного — в честь придворного ясновидца-юродивого.
Все тут было как в сказке: и то, что собор стоял на косогоре, острой гранью к площади, и над девятью его куполами голубело весеннее небо Замоскворечья; и то, что длинная, густая тень от Спасской башни падала на храм и приглушала удивительное буйство его красок. И то, наконец, что из-за этой русской каменной красоты вдруг выбежал вагончик без коня, попал в тень башни и, вызванивая, промчался по рельсам вдоль Верхних торговых рядов к Историческому музею.
Бедная и убогая Русь! Больше трехсот лет украшает ее этот собор, а она по старинке хлебает щи лаптем! Когда же она избавится от этих лаптей и каждому россиянину даст не только щи с кашей? И какая же нужна революция, чтобы вымести всю патриархальщину и поставить Россию впереди всех народов?
Конечно, пусть хоть церкви останутся знаком нашей высокой архитектурной культуры: без золотой, синей или зеленой маковки с крестом нет истинного русского пейзажа. А уж дворцы, заводы и очаги культуры возведет свободный народ!..
С этими мыслями вошел он в Третьяковскую галерею. И в первом же зале понял, что не хватит дня даже для самого беглого знакомства с картинами: это просто чудо, сколько великолепных полотен написали русские художники. И сколько собрали их братья Третьяковы!
Начал он осмотр с портрета Павла Михайловича Третьякова, написанного Крамским. Был у этого купца отличный вкус: собирал он с братом только лучшие вещи, реально отображавшие историю России и ее сегодняшний день.
Но странное дело: шел Фрунзе по залам музея, а думал, что читает длинный, потрясающий роман, в котором все корифеи русской литературы написали по две-три главы. Пейзажи — пушкинские, тургеневские, гончаровские; сатирические сцены — гоголевские, лесковские, щедринские; бытовые картинки — от Помяловского, Решетникова, Слепцова; суровые психологические этюды — это Достоевский, а временами — Толстой или Чехов; тема ссыльных — от Некрасова; море — лучшие страницы Станюковича. И не тем ли объясняется это, что во второй половине прошлого века русская литература главенствовала в культуре и вела за собой живопись? И художники создавали оригинальные вещи, равняясь по литературному маяку?
Да, они любили Россию! Суриков, Иванов, Шишкин, Перов, Саврасов, Левитан, Поленов, Верещагин — в их красках великая, бедная, буйная Русь, о которой так необычно сказал Федор Тютчев:
Книга рассказывает о жизни секретаря ЦК РКСМ Петра Смородина. С именем П. Смородина связана героическая деятельность РКСМ в годы гражданской войны и перехода к мирному строительству.В книге представлены иллюстрации.
Автор провёл лето на Алтае. Он видел горы, ходил по степям, забирался в тайгу, плыл по рекам этого чудесного края. В своём путешествии он встречался с пастухами, плотогонами, садоводами, охотниками, приобрёл многих друзей, взрослых и ребят, и обо всех этих встречах, о разных приключениях, которые случались с ним и его спутниками, он и написал рассказы, собранные в книге «Как я путешествовал по Алтаю».
Книга рассказывает о жизни и деятельности революционера Виктора Павловича Ногина.
Эту книгу я задумал давно. Писалась она и легко и трудно. Легко мне было потому, что я вспоминал, как прошло мое детство. Я вырос в калужском селе, как и герои этой повести — Димка Шумилин и Колька Ладушкин. И так же, как они, создавал я с друзьями первую комсомольскую ячейку, когда белогвардейский генерал Деникин был в сорока верстах от села и по утрам нас подымала зловеще гулкая в лесах пушечная пальба. Но мне было и нелегко: я словно заново переживал все то, что в огневые годы гражданской войны легло на хрупкие плечи детей.
Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.