Фронтовые будни артиллериста - [57]

В доме находились совершенно седой старик с небольшой бородкой и пожилая женщина, возможно, его жена. Ехавший с нами лейтенант на хорошем немецком языке сказал этим людям, что нам поручено произвести у них обыск, и показал им какую-то бумагу. Хозяин дома взглянул на нее и молча сел к столу рядом с женщиной. Капитан Нилов и я сели напротив, а лейтенант с солдатами принялись за работу. Примерно через полчаса лейтенант, осматривавший соседнюю комнату, принес и показал Нилову кинжал с дарственной надписью. На вопрос, кому он принадлежит, старик ответил, что это подарок его сыну, погибшему на русском фронте. Кроме кинжала, капитану были переданы еще какие-то бумаги.

Закончив обыск и взяв с собой старика, мы направились в Берлин. Остановились у комендатуры на Карл-Горст-штрассе. Все ушли и увели с собой старика, а я остался в машине. Часа через три появился капитан и пригласил меня в ресторан пообедать. Потом мы вернулись в часть, а лейтенант и солдаты, видимо работавшие в комендатуре, остались в Берлине.

По дороге Нилов все время о чем-то думал, а потом достал из офицерской сумки пакет, развернул его и показал мне седой парик и бородку. Оказалось, что мы арестовали не старика, а давно разыскиваемого немецкого контрразведчика.

После этой успешно проведенной операции Нилова перевели в Берлин, а мне по моей просьбе разрешили вернуться в свой дивизион.

Накануне демобилизации

Поздней осенью в части начались интенсивные занятия строевой подготовкой. Сначала на плац выводили весь личный состав рядовых и младших командиров, но уже через неделю солдат, плохо поддающихся муштре, от этих занятий отстранили. Еще через неделю отбраковали низкорослых и высоких ребят. В строю остались лишь хорошо марширующие солдаты и сержанты среднего роста. Теперь продолжительность занятий возросла и достигала пяти-шести часов в день. Зачем все это делалось, нам сказали позже. Оказывается, готовился парад по случаю вручения дивизии знамени.

И вот этот день наступил. На трибуне большого стадиона разместились высокопоставленные военные, а мы стояли на противоположной стороне спортивного поля. К микрофону подошел командующий артиллерией 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Казаков и после короткой речи вручил командиру нашей дивизии Красное знамя, которое тот принял, стал на одно колено и поцеловал.

После этого последовала долгожданная команда:

– По случаю вручения дивизии Знамени торжественным маршем… дистанция на одного линейного… по полкам… управление дивизии прямо, остальные напра… во… шагом… марш!

И несколько тысяч человек сделали шаг вперед.

Я неплохо ходил строевым шагом, имел средний рост и занимал место правофлангового в первой шеренге нашей бригады. Сразу же после первого шага я почувствовал что-то неладное. От напряжения лопнула тесьма в верхней части кальсон, и они поползли вниз. Поддержать их рукой или выйти из строя я не мог, и весь торжественный марш (более 250 метров) шел, стараясь ничем не выделяться.

А вернувшись в казарму и сняв брюки, увидел на бедрах кровавые следы и разорванные кальсоны. Друзья хотя и смеялись, но сочли мое поведение чуть ли не героическим.

В немецких казармах, где мы жили после переезда в Ратенов, имелся вполне приличный спортзал с неплохими снарядами: брусьями, кольцами, конем, перекладиной и другими. Увидев все это богатство, я тут же вспомнил детскую спортшколу, в которой занимался до войны, и сразу же полез на брусья. Уж очень хотелось заняться гимнастикой. А через некоторое время в зале появились и другие ребята. Мы быстро подружились, но сначала нами никто не руководил. Просто приходили кто когда мог и крутились на снарядах, как умели. Потом неожиданно все изменилось. В зал заглянул командир бригады полковник Герасимов. Оказалось, что он в молодости тоже занимался гимнастикой. Посмотрев, с каким удовольствием мы пытаемся работать на снарядах, он сразу же принял решительные меры. У нас появился настоящий тренер, и из учебного времени были выделены часы для занятий гимнастикой. Более того, этот предмет стал обязательным для всех.

На плацу возле столовой установили прыжкового козла, и командир бригады требовал, чтобы все через него прыгали. Происходило это примерно так: в обеденное время у столовой появлялся полковник, а старшины, ведущие батареи в столовую, должны были ему докладывать:

– Товарищ полковник, такая-то батарея следует на обед. Старшина такой-то.

И тут же следовала команда:

– Батарея… в столовую… через козла… марш!

И для многих начиналась пытка. Перепрыгнуть через козла могли далеко не все. Многие садились на него или падали и снова должны были повторять прыжок. Это было похоже на издевательство, которое прекратилось только после того, как один солдат сломал ногу.

А мы, гимнасты, продолжали заниматься. Однако не все шло успешно. Во время соревнований полков дивизии наша команда заняла одно из последних мест. Больше всего переживал наш тренер. Желая исправить положение, он предложил нам попробовать силы в перетягивании каната. Наши противники – десять здоровенных мужиков, посмотрев на худеньких гимнастов, решили, что с нами не будет проблем. Но они зря расслабились. С первого же раза мы так рванули канат, что сразу же выиграли рывок. Второй рывок мы проиграли. А во время третьей, последней попытки, когда обе команды уперлись с максимальным напряжением, самый слабый из нас Чифлигаров, стоящий последним, умудрился зацепиться ногой за шведскую лестницу так, что судья этого не заметил. И мы опять выиграли, так что окончательная победа оказалась за нами.