Фронтовик стреляет наповал - [12]

– У, не факт. Какой удобнее было, такой схватил.

– Мелкую работу старается выполнить ведущей рукой. На заметку возьмем, не более. А к гэбэшнику не ходи.

– Из сводок о происшествии он уже знает. Свяжет с особой приметой – молодец. А пока мы сами попробуем концы связать.

– Хорошо. Закончу бумаги, сдам Петру Федотычу – и в больницу.

– Действуй.

За три часа Андрей с писаниной управился. Не любил он корпеть над бумагами. Ему больше нравились активные действия, а бумагу марать писари есть. У них почерк ровный, хороший, а Андрей как курица лапой пишет.

Быстрым шагом в прокуратуру, оттуда в больницу. Пришлось около получаса сидеть, пока медсестра закончит перевязку. У дверей обеих палат, где лежат раненые бандиты, прохаживался милиционер.

– Никто к арестованным не пытался пройти? – поинтересовался Андрей.

– Никак нет, только медперсонал.

Трегубова из перевязочной санитар привез на каталке. Бандит неловко слез, на одной ноге допрыгал до кровати, с облегчением уселся.

– Добрый день, гражданин начальник.

– Для кого добрый, для кого нет.

– Я вчера все рассказал на допросе.

– Мне бы хотелось поподробнее про пахана.

– Никак не можно. Он вор в законе. Узнает, кто его сдал, язык отрежет.

– Мне поговорить с ним надо. На дело он не ходил?

– Не ходил, – кивнул Трегубов.

– Стало быть, у меня на него ничего нет, статью не пришьешь.

– Тогда зачем он милиции нужен?

– Вчера ты упоминал о некоем страшном человеке, с которым пахан встречался. Вот он мне нужен.

– Да чтобы пахан с ментовкой сотрудничал? Ни в жизнь!

– Тот человек – каратель. Много крови на нем, его госбезопасность разыскивает.

Не хотелось Андрею этого говорить, а надо. Политических, предателей, немецких пособников в уголовной сфере не любили. Иной раз вынужденно сотрудничали, было такое. Но и сдавали их легко. Не свои, не блатные, окрас другой.

Трегубов задумался. Сдать легавым пособника фашистов – легко. И угрызений совести не будет, поскольку воровской кодекс не нарушит. Но если бы он сам знал фашистского прихвостня. А его знает пахан. Головоломка получается. Выдашь пахана – заработаешь себе геморрой.

– Трегубов, ты скажи, где пахан бывает? Пивная, ресторан. Как кличка и как выглядит. Я сам к нему подкачусь, тебя не сдам и к пахану пока никаких предъяв. Побеседуем мирно и разойдемся бортами, – наседал Андрей.

Если через пахана возьмут карателя, для госбезопасности польза, и дело об убийстве Болотникова на кладбище закрыть можно. Андрей, сам прошедший фронт, ненавидел фашистских пособников, предателей, больше, чем немцев. Гитлеровцы – чужаки, воевать пришли, с ними все понятно. Наши-то зачем продались? Обычно, если в плен попадали немцы и полицаи или бургомистры из изменников, предателей расстреливали на месте, а немцев отправляли в лагеря. Поэтому власовцы из РОА дрались отчаянно, как смертники, а полицаи, старосты сельские уходили с немцами, боялись возмездия. Честно сказать, и немцев стреляли, если удавалось захватить с боем эсэсманов. Как правило, это фанатики были, отстреливались до последнего патрона. Выдавали их две серебряные руны в виде молний на правой петлице, потому как на фронте они носили обычную пехотную форму вермахта. В безвыходном положении эсэсманы выбрасывали френч, но это не помогало. Под левой подмышкой у них татуировка была, с группой крови и резус-фактором.

– Слово даешь, что пахана не повяжешь?

– Чтобы я тебе клятву давал? Ты не сбрендил? А будешь упрямиться, сам на суд приду, постараюсь, чтобы показания твои, в протоколе допроса записанные, огласили. Чтобы подельники слышали, тогда в зоне с тебя спросят.

Трегубов от злости зубами заскрипел. Обложил его опер, как волка флажками на охоте обкладывают. А деваться некуда.

– Ладно, слушай. Пахана кличка – Сенька-Неваляшка.

– В первый раз такое погоняло слышу.

– Это потому, что после передряг поднимается всегда, как игрушка детская.

– Как выглядит?

– Вылитый начальник! При костюме, при галстуке, ботинки начищены. Прямо франт. Бабы таких любят. Лицо… Да непримечательное лицо. Ни шрамов, ни родинок. Говорит гладко, как ученый, а у самого четыре класса, да и те в коридоре. Кум ходит за ним, все по сто шестьдесят седьмой статье. Оружие при себе не носит никогда.

– Где бывает?

– Пивная на рынке, в полуподвале. Комнатка там есть, с заднего входа. Он в общем зале не сидит. А еще в рестораны в Москву ездит, но я с ним там не был.

– Кроме погоняла имя-отчество у него есть?

– Семен Еремеевич, – нехотя выдавил Трегубов.

– Когда в пивной застать можно?

– Часов с трех. С утра спать любит, прямо барчук.

– Ох, Трегубов, не любишь ты его, – хохотнул Андрей.

– А чего его любить? Не девка красная.

– Выздоравливай. А где живет Семен Еремеевич?

– Запамятовал я. Да он и дома не бывает. То на малине, то у баб знакомых.

Ну да, запамятовал! Не тот человек Трегубов. Да и черт с ним, главное он узнал.

Вернувшись в отдел, Андрей рассказал Феклистову.

– Знаю такого! Два года назад едва не посадил его. Подельники все на себя взяли, он свидетелем прошел. По молодости разбоями занимался, потом поумнел. Смотрящим стал, сам теперь рук не марает.

– Так я поговорю с ним?

– Поговорить можешь, боюсь, не скажет ничего.