Фронтовая юность - [6]

Владимир Григорьевич достал из полевой сумки карту. На ней красным и синим карандашом четко была нанесена линия фронта. В районе обороны, которую занимал наш полк, линия шла по берегам реки Бараненка до впадения ее в полноводную Вопь. В 17 километрах от нас находился город Ярцево.

Участок обороны полка составлял шесть километров. Елин сообщил, что за короткое время бойцы отрыли более 50 километров траншей и ходов сообщений, установили 7500 противотанковых и свыше 14 000 противопехотных мин, 4000 метров проволочных заграждений. Справа от нас стоял 711-й стрелковый полк 215-й стрелковой дивизии, слева — 963-й полк нашей 274-й стрелковой дивизии. Обе дивизии входили в состав 36-го стрелкового корпуса 31-й армии.

Как видно, полк уже имеет богатые боевые традиции. Но известен ли этот интересный материал молодежи?

— Кое-что рассказываем на политинформациях и во время бесед, — сообщил Елин, — но надо привести все записи в порядок, воссоздать историю полка так, чтобы вновь прибывающие воины могли знакомиться с ней как можно полнее. Не взяться ли за это дело комсомолу? А?

— Надо подумать.

— Вот и подумайте на первом же заседании бюро. Люди там боевые, задорные.

Перечисляя членов бюро, Елин назвал Лидванскую.

— Хорошая, боевая дивчина. Назначена начальником аптеки полка. Недавно ей присвоили звание младшего лейтенанта, скоро будем принимать в партию.

— А как зовут девушку с орденом Красного Знамени?

— Это старшина Гусева. В полку ее зовут просто Катей или сестричкой. Многих раненых спасла от смерти. В самое пекло лезет. Там, где жарко, там и она. Любят ее бойцы за бесстрашие. Да вот прочтите, какие стихи ей посвящают, — и протянул мне дивизионную газету «За победу». На второй странице жирным шрифтом было напечатано стихотворение:

В халате белом, в скромненькой косынке,

Бесшумной поступью привыкла ты ходить.

Твой нежный взгляд, тепло твоей улыбки

Любую боль заставят позабыть.

Ты знаешь всех… Ты каждому больному

Всегда готова помощь оказать.

Ты всем, кто слаб или взгрустнул по дому,

Умеешь слово теплое сказать.

При взгляде на тебя бойцов суровых лица

Улыбками приветными цветут,

И, отвечая на твою любовь сторицей,

Сестрицей ласково зовут.

Трудись, сестра! Не на последнем место

В делах борьбы твой беззаветный труд!

Победы близок час! В победных наших песнях

Про славный подвиг твой не раз певцы споют.

Стихотворение и в самом деле трогало за душу. Это было второе литературное произведение, встретившееся мне за первый день пребывания в полку. Под стихами стояла подпись: «Сержант О. Гохман».

— Это, — пояснил Елин, — Ольга Гохман, из санроты. Но такие стихи о Кате подпишет любой, начиная с командира полка. Посмотришь на нее — птичка-невеличка, а недавно в плен фашиста взяла.

— Кто? Гусева?

— Ну да.

— Как же это случилась?

И только Владимир Григорьевич начал рассказывать, задребезжал телефон. Звонил майор Буланов. Он предложил парторгу срочно отправиться в первую роту, на участке которой что-то неладно. Елин пробовал уточнить, что там происходит, но замполит, кажется, и сам толком ничего не знал.

— Противник что-то затеял. Возьмите с собой комсорга, пусть оглядится.

В траншее нас нагнал помощник начальника штаба по разведке старший лейтенант Михаил Корнеевич Селезнев. На вопрос Елина, что произошло, он невнятно, скороговоркой бросил:

— Противник просочился к НП полка.

— Чепуха какая-то. Как это немец мог пройти через боевые порядки и очутиться в районе НП? — недоумевал Елин.

Мы прибавили шаг. Из-за леса донесся артиллерийский гул, и над головами зашелестели снаряды. На нейтральной полосе запрыгали шапки разрывов. Вдруг из-за дымового облака выскочила танкетка и на полном ходу устремилась в глубину расположения полка. Но что это? Наши стрелки и артиллеристы прекратили огонь, зато гитлеровцы неистовствовали, пытаясь уничтожить танкетку. В районе первой роты рвались снаряды и мины. Танкетка ловко перепрыгнула через бруствер траншеи и скрылась в овражке на стыке рот. Мы с Елиным поспешили туда. Каково же было наше удивление, когда из забрызганной грязью немецкой машины стали один за другим выпрыгивать наши бойцы.

— Чугунов! — что есть мочи закричал Елин. — Да это ж лейтенант Чугунов со своими орлами!

Так возвратились в тот день с боевого задания разведчики полка. Их было пятеро.

Пока мы бежали к месту происшествия, разведчики выволокли из танкетки немецкого офицера.

— Поймали волка, — шутил Чугунов, подмигивая собравшимся.

Казалось странным, что артиллеристы противника не смогли поразить танкетку, хотя снаряды и рвались вокруг нее. Не подорвалась она и на минах, которыми была усеяна нейтральная полоса.

— А чему тут удивляться, — ответил на мои вопросы сапер Ивлев. — Немцы часто маху дают. А что до нейтральной полосы, то это, не сочтите за нескромность, моя работа: свои и немецкие мины выкорчевал за одну ночь, когда готовили разведгруппу в тыл противника. Ориентиры запомнил лейтенант. Это ему и помогло.

Разгоряченный, вытирая рукавом гимнастерки со впалых щек крупные капли пота, снова появился Селезнев.

— Чугунова и всех разведчиков командир полка ждет с пленным на НП.

— А как же с немцами, просочившимися к наблюдательному пункту полка? — спросил Елин.