Фронт без тыла - [2]

Шрифт
Интервал

Я познакомился тогда с одним из самых страстных энтузиастов этого вида спорта, председателем секции стендовой стрельбы Евгением Михайловичем Глинтерником. Он был известен еще и тем, что писал увлекательнейшие охотничьи рассказы. Впоследствии нам довелось много лет работать вместе. Здесь же познакомился я и с художником Александром Александровичем Блинковым, тоже страстным стендовиком. Он, кстати, не оставил своей привязанности и по сей день. Через несколько месяцев наши пути сошлись в Партизанском крае.

…Соревнования в полном разгаре. Гремят выстрелы. Разлетаются на мелкие куски взлетающие мишени. С азартом подсчитываются результаты. Бурная реакция зрителей на удачу и не менее бурная — на ошибки. Словом, кипящая атмосфера соревнований. А небо безоблачно. Тихо. И жара. Только странная деталь: удивительно много самолетов в воздухе.

По пути домой я обратил внимание на какие-то группы людей около Кировского завода. У некоторых через плечо противогазные сумки. Какое-то оживление. Впрочем, я был слишком увлечен впервые увиденными соревнованиями и смотрел в окно рассеянно.

Следующая картинка в воспоминаниях — возвращение домой. Мне говорят о том, что несколько раз звонили из комитета. Просили связаться с ними немедленно.

Я набираю номер — и это оглушающее известие: война!

Спорткомитет находился тогда на Фонтанке, в здании, где размещается сейчас Дом ДОСААФ. Полчаса на дорогу, еще несколько минут ожидания. Затем в кабинете председателя комитета А. А. Гусева началось совещание.

Существо дела — перестройка работы Комитета по физической культуре и спорту с учетом условий военного времени. И, как нередко бывает в случаях резкого изменения обстановки, никто, в том числе и председатель, толком не знает, что же на самом деле необходимо, что первостепенно, а что менее важно. Сейчас наивными и странными покажутся выдвигавшиеся в тот день идеи: о подготовке силами спортивных специалистов резерва для армии, об организации лечебной гимнастики в военных госпиталях и другом подобном. Но кто знал в те часы масштаб случившегося!

Мне вспомнилась финская война. Ведь только что вернулся домой! Вспомнились снега Карельского перешейка, одна из отчаянных наших атак под кинжальным пулеметным огнем финского дота, когда лежал я в снегу среди голого поля и уже наверняка знал, что если не эта, так следующая очередь меня обязательно достанет, но пулемет захлебнулся, и я долго не мог поверить, что бою конец и я из него вышел. Еще доты — десятки дотов на считанных в общем-то километрах, — и бои, бои, бои… Но ведь сейчас предстояло куда более страшное. Война с врагом, покорившим почти всю Европу. Обладающим колоссальной военной мощью.

К концу совещания я уже точно знал: все, о чем только что говорилось, мы обязаны были делать в мирное время, а сейчас надо думать совсем о другом. С организацией лечебной гимнастики справятся старики и женщины, а я — мужчина, мне, слава богу, не семьдесят, а тридцать четыре, и, значит, мое место в строю.

Ночью — первая воздушная тревога. Мы с женой вышли из дома на Международный проспект[1] и долго всматривались в светлое летнее небо. Гудели самолеты, но понять, что происходило в воздухе, было невозможно. На Сенной площади люди собирались группами, что-то взволнованно обсуждали, спорили. Разные мнения по поводу объявленной тревоги: оптимизм и пессимизм, спокойствие и нервозность… И все-таки это была почти мирная картина, война еще только протягивала к Ленинграду свою руку.

Много лет спустя я узнал, что в ту ночь над Ленинградом батареей старшего лейтенанта Тимченкова в 1 час 45 минут был сбит первый вражеский бомбардировщик Ю-88.

Наутро — в военкомате, прошусь на фронт. Здесь сутолока, сотни людей осаждают кабинеты, но только очень немногие получают направления с адресами пунктов сбора мобилизованных. И, как ни горячатся остальные, им приходится уходить ни с чем.

— Ждите, вызовем….

Эти же слова сказали и мне.

Досадуя, поехал на работу. Злился, слушая разговоры о том, что будет делать комитет в военное время. Ходил как неприкаянный. Ведь вот чертовщина на улице, в трамвае казалось, что женщины и старики смотрят с укором и вот-вот скажут: «А вы что, молодой человек, здесь болтаетесь? Почему не на фронте?..»

Помню, как раз в те дни встретил я на улице старика. Он выходил с Марсова поля, шагал деловито и твердо. Борода у него была окладистая, стариковская. А на груди — три Георгиевских креста.

Я впервые увидел человека с наградами царского времени. Был удивлен сначала. А потом подумал: награды-то боевые, получены они за отвагу при защите Родины. Удивительно ли, что старик повесил на грудь знаки боевого отличия? Нет. Он просто напоминал нам о воинской славе России, он патриот и свое отношение к начавшейся войне выказал пусть по-своему, по-стариковски, но ясно.

Узнал, что один из моих знакомых получил повестку и ушел на фронт. За ним другой, третий… А мне в военкомате опять: «Ждите, не мешайте». Наконец понял, в чем дело. Поскольку я продолжал работать в Институте инженеров железнодорожного транспорта — находился на особом учете.

Руководил институтом тогда Михаил Михайлович Панфилов, к нему я и отправился. И тут же получил предложение возглавить оборону института, поскольку на этот счёт уже были указания сверху.


Рекомендуем почитать
Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.


О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Ватутин

Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.